Читать «Литературная Газета 6275 ( № 20 2010)» онлайн - страница 3

Воинская рисковость, «в забой, как в бой», держалась, однако, не меньше чем до 60-х годов. Или даже до более поздних лет. Мой знакомый бригадир забойщиков с шахты «Бирюлинской» (ныне закрытой по нерентабельности) Вася Семёнов любил прихвастнуть: «Сегодня смерть мимо виска, как ласточка, пролетела…»

Но уже пришло сознание – уголь с кровью не нужен. Из-под земли убрали женщин, сказав «спасибо». Создали отряды горноспасателей. На шахтах появилась постоянная горно-техническая инспекция. Шахты укомплектовали участками вентиляции и техники безопасности. В каждый забой, причём практически каждую шестичасовую смену, спускались с газоанализаторами специальные люди, бравшие пробы на метан и пыль (повторяю: угольная пыль особо взрывоопасна, она детонирует при выбросе метана и многократно усиливает аварию). И это было правильно, потому что нашим азартным мужикам всегда на опасность наплевать, но особенно ежели надо «вставить перо» соседней бригаде, участку, шахте. Не знаю, как где, а у шахтёров соревнование никогда не было проформы ради.

Бывало, у своих газоанализаторов (а их должен был иметь при себе каждый бригадир и звеньевой, а также представитель «надзора», то есть техник или инженер, начиная с салаги горного мастера) всё в том же азарте соперничества глиной замазывали «окошки». Чтоб не было предлога остановиться.

Только если поймает на этом технический инспектор, то всё – пиши пропало. Профсоюзные, независимые инспектора и органы горно-технического надзора имели власть безграничную. Ежели не в настроении инспектор, то мог опечатать лаву только за то, что в вентиляционном штреке породы понасыпано и неудобно идти. Впрочем, даже в этом вроде бы самодурстве он был прав – техникой внутришахтной безопасности предполагалась многоуровневая защита работающего человека. Вдруг раненого придётся тащить (по-горняцки – «выдавать»), не дай бог, уронят и хуже сделают. Да мало ли что.

Кстати, такое было и на всех опасных производствах – всесильной инспекции было наплевать на план, на социалистические обязательства, на карьерные амбиции иных производственников – за нарушения ТБ партбилеты отбирали и должностей лишали.

Разумеется, в наших шахтах оставалось немало ручного труда и буро-взрывной способ добычи не ушёл с пластов крутого падения. Но техническое несовершенство компенсировалось строгостью при производстве работ. Характерно, что инженерно-технический персонал шахт в шахтёрском просторечии именовался «надзор». Если официально, то «надзор за безопасным ведением работ – такой была основная функция ИТР.

Следовать правилам понемногу привыкли все, и лет тридцать громких катастроф не было на кузнецких шахтах. А со второй половины 90-х началось. Причины (формальные), конечно, в том, что разболталась дисциплина – как ей не разболтаться, если горняки не видели (даже на самых благополучных шахтах) зарплату месяцами. Если шахты – по программе реструктуризации, предложенной Всемирным банком (он предусматривал сокращение добычи по сравнению с позднесоветскими временами вдвое – до 60 млн. тонн в год), – закрывали пачками. Только в Кемерове затопили подземными водами «Пионерку», «Ягуновскую», «Бутовскую», «Северную», имени Волкова, «Лапичёвскую». В малом городе Берёзовском – «Бирюлинскую» и «Южную». Те же процессы происходили повсеместно.