Читать «Лики прошлого» онлайн - страница 92

Он был блестяще образован, знал литературу, искусство, прекрасно читал стихи, при этом знал в них толк. Имел незаконченное консерваторское образование. Садился за фортепиано, брал первые аккорды, и вмиг исчезала его внешняя убогость и непривлекательность. Музыка была у него особая, эмоциональная, исходящая из самого сердца исполнителя, просто болезненная.

Будучи хорошим психологом и актером, он мог использовать и особенности своей игры, влияя на того человека, которого он решил очаровать и взять в плен своего внимания. Он создавал особый, запоминающийся колорит первого знакомства с ним и одновременно намечал тональность дальнейшего общения с познакомившимся человеком. Найдя точку опоры в первом общении, он начинал раскручивать большие и малые круги, обнаруживая, обольщая и приближаясь при этом к самой душе человека. Будучи личностью незаурядной, активной, он имел знакомых во всех слоях общества. Впадая в откровения, доходил до цинизма в своих рассуждениях об извращениях и получаемых им при этом радостях. Все это носило порой жуткий характер демонизма одаренной личности.

Однажды мне довелось попасть в прожектор его пристального внимания, и он буквально выловил «случайно» меня и пригласил к себе в дом. Этот период в моей жизни был крайне тяжел душевными переживаниями, рушились надежды не только на будущее, но главное, вера в людей, их порядочность.

У него дома в общении с ним все озарилось светом и надеждой, звучала созданная им музыка на старинном «Стейнвейне», были философские раздумья Рахманинова, читались стихи Фета, Блока, Есенина, он делился своим пониманием «Бесов» Достоевского, показывал близкие моему сердцу произведения нахичеванских художников и работы своего сына, много и добро вспоминал о своем отце.

На высоте этого интеллектуального блаженства внезапно раздался междугородный звонок из Ленинграда, звонила женщина-художник.

Метаморфоза наступила вдруг, и внезапно все для меня стало окрашиваться: в цвет грязный, площадный, омерзительный и липкий. Он самозабвенно разговаривал с женщиной на понятном им обоим языке блатным матом, перемежаемым и порнографическими подробностями.

Именно в эти минуты откровения проявилось то, что его характеризовало, определяло двуликость, двоедушие и абсолютную бездуховность, безнравственность и цинизм.

Ушел я немедленно, так как мне не хотелось возвращаться к прерванной теме, слушать музыку и стихи с философскими размышлениями у фортепиано. Уйдя из этого кошмарного дома, оказался в душевной растерянности. Меня долгое время терзал один и тот же вопрос, как может случиться, что человек, от природы наделенный умом, имея хорошее образование, может блаженствовать и радоваться как наивное дитя, произнося пакость непотребную?

Спустя многие годы мое предположение подтвердилось трагедией, разыгравшейся в доме нашего интеллектуала. В городе поговаривали, что он имел тесную связь с бандитами, был их наводчиком. Доверчивые люди открывали на его зов свои квартиры… и впускали к себе истязателей, желающих получить от них богатство, о котором он, как адвокат, знал.