Читать «Леопард. Новеллы (Авторский сборник)» онлайн - страница 218

Мое уединение было полным. Его нарушал лишь крестьянин, изредка доставлявший провизию. Он задерживался на пять минут; вероятно, мой восторженно-взъерошенный вид не оставлял у него сомнений относительно моего неминуемого умопомешательства. И то сказать: солнце, одиночество, бессонные ночи, проведенные в круговерти звезд, тишина, скудное питание, познание глубокой древности словно завораживали меня, приуготовляя к явленному чуду.

И чудо явилось – утром пятого августа, ровно в шесть. Я проснулся раньше обычного и сразу сел в лодку. Несколько ударов веслами, и пляжная галька отхлынула вспять. Остановился обок могучего утеса; его тень укроет меня от солнца; оно уже вставало, неистово раздуваясь и окрашивая золотистой лазурью утреннюю белизну моря. Я декламировал стихи, как вдруг почувствовал, что лодка резко накренилась на правый борт, словно кто-то ухватился за корму. Я обернулся и увидел ее: из воды выступало гладкое личико совсем юной девушки; две тоненькие руки сжимали обшивку. Отроковица улыбалась: бледные губы слегка разомкнулись, обнажив острые белоснежные клычки, как у собаки. Ее улыбка совсем не напоминала все эти ваши усмешки и ухмылки, хиханьки да хаханьки. Это была улыбка, выражавшая лишь самое себя, почти животную радость существования и божественное веселье. Она подействовала на меня как заклинание, приоткрывшее неземное блаженство забытого умиротворения. Капли морской воды стекали с ее растрепанных волос цвета солнца на огромные зеленые глаза и невинную детскую мордашку.

При всей своей готовности наше пугливое сознание встает на дыбы перед лицом чуда. Сталкиваясь с ним, мы цепляемся за избитые объяснения. Вот и я в своей простоте решил, будто это купальщица. Осторожно подавшись вперед, я наклонился и протянул руки, чтобы подсадить ее. Но моей помощи не понадобилось. Без малейшего усилия она взметнулась из воды по самый пояс, обвила мою шею руками и, овеяв меня небывалым ароматом, скользнула в лодку. Пониже спины и паха ее тело было покрыто бисером перламутровой рыбьей чешуи и завершалось раздвоенным хвостом, легонько шлепавшим о днище лодки. То была сирена.

Запрокинув изящную головку на скрещенные руки, она с невозмутимым бесстыдством предъявляла мне нежный пушок подмышек, распростертые груди и безупречный живот. Сирена источала младую негу и волшебное благоухание моря, которое я неуклюже назвал ароматом. Мы были в тени; поодаль прибрежное море отдавалось на произвол солнца и подрагивало от удовольствия. Моя почти неприкрытая нагота плохо скрывала свое возбуждение.

Она заговорила, и звук ее голоса опутал меня новыми чарами, более могущественными, чем волшебство ее улыбки и запаха. Голос был тихим, слегка гортанным и необычайно благозвучным; на донышке слов глухо шелестел ленивый прибой летнего моря; вздыхала оседающая на берегу пена; гулял по лунным волнам ночной ветерок. Никакого пения сирен, Корбера, нет и в помине. Единственная музыка, от которой не спастись, – это музыка их голоса.