Читать «Леонардо да Винчи. Микеланджело. Рафаэль. Рембрандт» онлайн - страница 24

Михаил Филиппов

Гете в одном из своих сочинений говорит, что каждая из фигур «Тайной вечери» есть превосходный портрет. Это слишком слабо сказано: каждая представляет собой нечто выше портрета, а именно тип. Писатель XVI века Джеральде, слышавший о Леонардо от <ч'о современников, следующим образом поясняет метод, которому следовал художник, комбинируя черты живых людей в бессмертные тины: «Этот великий художник, когда ему надо было ввести какую-либо личность в одну из своих картин, сначала задавался вопросом о качествах данной личности: благо|юдна ли она или вульгарна, веселого или сурового нрава, следует ли изобразить ее тревожною или спокойною, старою или молодою, доброю или З.ЮЮ. Ответив после долгих размышлений на эти вопросы, Леонардо <тарался вращаться в обществах, где встречаются обыкновенно люди сходного тина. Он внимательно наблюдал их обычные движения, физиономию, ухватки: как только попадалась малейшая черта, годившаяся для его предмета, он ее отмечал карандашом в маленькой записной книжке, которую всегда носил с собою. Когда после долгих поисков художник на конец убеждался, что собрал достаточное количество материала, только тогда он брался за кисть».

Этот рассказ поясняет и дополняет сообщения Банделло. Ясно, почему да Винчи иногда писал с утра до вечера, тогда как случались дни, когда он вовсе не писал или делал «два-три мазка». Надо было собрать материал и, что еще важнее, продумать его. Впрочем, вот пример, сообщенный самим Джнральди со слов своего отца, бывшего современником художника. Рассказ этот, помимо прочего, характеризует отношения да Винчи и герцога Лодовико.

Винчи окончил наконец Христа и одиннадцать апостолов; но он никак не мог окончить Пуды и сделал только туловище. Головы все еще нс было, и художник не подвигал своей работы. Приор монастыря, заботясь главным образом об очищении своею помещения от лесов и других принадлежностей художественной мастерской, отправился наконец с жалобою к герцогу Лодовико, который за эту работу Леонардо платил весьма щед|н> (Леонардо получал пенсию в пятьсот экю трудно согласиться, чтобы это вознаграждение было весьма значительно). Герцог велел призвать к себе Леонардо и кротко укорял его за леность: по Леонардо возразил, что изумляется словам его высочества, потому что не проходит дня, чтобы он но целым часам не работал над этой картиной. Монахи возобновили жалобу, герцог передал им ответ Леонардо. «Государь, — сказал на это аббат, — действительно ничего более не остается. как приделать одну голову, а именно Пуды; но вот уже более года, что он не только ни разу не прикоснулся к картине, но ни разу даже не пришел взглянуть на нее». Рассерженный герцог опять велел позвать Леонардо и спросил, что это значит? «Разве отцы-монахи понимают что-нибудь в живописи? — сказал Леонардо. — Они правы в том отношении, что я действительно давно не был в их монастыре; но они не правы, утверждая, что я не работаю ио крайней мерс часа два в день над этой картиной». «Как это так, если ты даже не являешься туда?» — спросил герцог. «Ваше высочество знаете, что мне осталось написать только голову Иуды, который был. как известно всему миру, величайшим канальей. Необходимо, следовательно, дать ему физиономию, вполне соответствую!цую столь чудовищной подлости: поэтому в течение года, а может быть, и более, я ежедневно, утром и вечером, хожу в Боргетто, где, как известно вашему высочеству, живут все мошенники и негодяи вашей столицы. Но до сих пор я еще не мог найти ни одного злодейского лица, достаточно меня удовлетворяющего. Как только я найду такое лицо, я кончу картину в один день. Ио если мои поиски окажутся напрасными, я удовольствуюсь чертами лица этого брата-приора, который только что жаловался на меня вашему высочеству и который, сказать ио правде, превосходно подходит к моему предмету. Меня останавливало лишь одно обстоятельство: я боялся сделать этого приора предметом насмешек в его собственном монастыре».