Читать «Лена и ее любовь» онлайн - страница 6

Бледная, не как накануне, и лицо до прозрачности ясное. Лицо как будто приближается, хотя она не шелохнулась, и ему чудится любовный призыв. Именно здесь. Именно к нему, хотя ему о таких вещах и знать бы не полагалось. Есть в ней нечто фривольное и в то же время трогательное. Он смутился, стал думать про розовую кнопку. Не помогает.

— Вы меня помните? — спросила снова.

Кивнул:

— Конечно, женщина на красном «вольво» с моей родины.

— Ясно, — заявила она, — по машинам их узнаете их. Значит, запомнили?

— Из-за родины, — ответил он, стараясь быть и не резким, и не любезным.

— А что это такое, родина? — спросила она. — Уж не гадкое ли пятно на оконном стекле?

— Какое пятно?

— А вы когда-нибудь смотрели из окна в воскресенье? В той дыре, откуда вы родом? Там только и думаешь: это грязь на стекле, а не пейзаж и не вид.

Взглянул на нее. Прежде всего точность. Его глаза — два маленьких, тусклых кружочка, и они все копят, копят. Ему чужда ее речь, хотя знаком выговор родных мест — протяжный, открытый. Что же не так? И поймал себя на слове «поэтичный». Значит, это существует? Значит, действительность все же хранит в себе тайну, пусть и прикидывается доступной. Значит, в конечном счете, она таковой не является? И представить ее можно лишь в отвлеченных суждениях. Некоторые люди называют это поэтичным. Он к этому не привык. Для него есть то, что есть. Что он видит и знает. Почерпнув в увиденном знания, он последовательно, как в кроссворде, заполнял ими свой мир. Пустых клеточек обычно не оставалось.

Она ушла, когда забили первый гол. Он ушел еще через три гола, после первого тайма. Счет «четыре — ноль» в пользу поляков. Проходя мимо раздевалок, услышал, как польский тренер уламывает своего вратаря. Даже умоляет. Пусть пропустит хоть один немецкий гол. «Ради мира на земле», — сказал тренер. Стекла в раздевалке грязные. И все же он разглядел, как вратарь, уставившись в пол, ритмично постукивает кофейной чашкой по тыльной стороне ладони.

В пятницу он собирался пообедать в молочном баре «Дым» пирожками и свежим салатом, на три злотых. А до этого прибраться в квартире. Он всегда наводит порядок перед едой. У него свои привычки. Каждое утро, отслужив натощак утреннюю мессу, он, на новой бензоколонке, перекусывал двумя круассанами и покупал немецкие газеты, приходившие в О. с опозданием на день или два. Каждое утро кассирша на бензоколонке оказывалась первым человеком, с которым он обменивается словами. Эта кассирша, пока никто не видит, чешет и чешет свои жидкие волосы, так что их становится все меньше. В воскресенье он всегда отправлялся один на велосипедную прогулку в поля. Ехал вдоль изгородей, и жердочки казались ему слишком тонкими для здоровенных спутниковых тарелок. Дороги корявые, поля каменистые, сухие и серые, всклокоченные по краю. Толстый слой пыли покрывает черные ботинки, стоит через несколько минут слезть с велосипеда, чтобы проверить заднюю шину. Тоже одна из дурацких привычек. Вот он наклоняется, а иногда в поле неподалеку так же наклоняется женщина с мотыгой в руке и выворачивает из земли камни. И это всегда женщина в черном платье, короче говоря — старая, с платком на голове. Наклонится пониже — и ему видны чулки, красные, вязаные, а лицо — никогда. И он, будучи в Польше, думает: «Точно как в Польше». О Польше, покуда там не побывал, он представления не имел, да и иметь не собирался. Такой уж он был. И диссертация у него такая. Тему ему придумал друг. «Бог и Зло» — название обещало то, чем на деле не обладал автор. Силу воображения, смелость мысли. «Вы из тех, кто скорее вынашивает ответы, чем задает вопросы», — сказал ему один из экзаменаторов в духовной семинарии.