Читать «Лекции по Библии» онлайн - страница 2558

И вот теперь Павел просил Филимона о том, что могло бы задеть его за живое, ведь, возможно, Филимон, был очень обижен на Онисима за то зло, которое тот причинил ему как своему господину-христианину. Как часто люди, сами по себе добродушные и любезные во всех отношениях, с которыми нам приходилось сталкиваться, оказываются совершенно неподготовленными к чему-то такому, что задевает их чувства самым непредвиденным образом! Единственно, чего апостол Павел желал себе и другим, так это пребывание во Христе при всех обстоятельствах. Поэтому он говорит: “По любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел [не просто “узник”, ибо от имени узника он уже взывал, указывая на своё действительное положение, и вскоре вновь будет так выразительно взывать, но теперь он указывает на другую причину] старец”. Мог ли Павел “узник” и “старец” хотя бы немного повлиять на душу Филимона? В любом случае не как Павел-апостол; и все же он ни на йоту не отставал от главного. Действительно, он доказывает, как хорошо ему известна - и что он теперь этого не забыл - особая ценность его апостольства, и он держит это в тайне там, где уверенность в апостольстве могла бы (не говоря уже, что должна была) повредить свободному проявлению благодати. Соответственно этому сказано: “Не иной кто, как я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа; прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих”. Это сделало бы Онисима предметом особого интереса и любви к нему того, кто благоговел перед апостолом и восторгался им. Если Филимон возлюбил Павла, то должен был возлюбить и его сына, а Онисим являлся таким сыном, как сказал сам апостол. Павел признает Онисима таким же сыном, как Тита или Тимофея, но, более того, ни Тимофей, ни Тит не были для апостола подобно Онисиму, рождённым в его узах - узах, уготовленных в благодати Бога для более плодотворного наставления святых, нежели то, которое обеспечивает самое свободное служение и самое обширное благовествование, ибо Павел ещё никогда не был так прославлен на поприще служения Богу за руководство собранием Бога, чем когда он стал узником римской тюрьмы.

Именно в это время и при таких обстоятельствах Онисим был рождён в вере. Правда и то, что Онисим “был некогда негоден для тебя, а теперь годен тебе и мне” - намёк на его имя, как нам известно, который становится ещё более очевиден в 20-ом стихе. Онисим не был полезным прежде, но теперь апостол Павел убедился сам, что благодать оказала на него благотворное влияние. “Я возвращаю его; ты же прими его, как моё сердце. Я хотел при себе удержать его, чтобы он вместо тебя послужил мне в узах за благовествование; но без твоего согласия ничего не хотел сделать”. Апостол Павел желал, чтобы Филимон делал доброе дело не вынужденно, а добровольно. Та деликатность чувств и то ощущение пристойности, которые рождает благодать, поистине совершенны. Нет ничего, что так утверждает справедливость, как благодать. В то же самое время она отказывается от причитающегося ей по праву, она защищает права других! Нам очень важно обратить на это внимание. Но увы! Обычно получается обратное. Человек обвиняет благодать в унижении других; цель же благодати - обуздать эгоизм человека, чтобы проявить благочестивое почтение ко всем другим на нашем месте. Я не отрицаю, что есть нечто, что приличествует другим в их положении: ни один святой, конечно, не ограждён от действия благодати. Но наряду с этим я ничего не могу делать методом приказа. Я обязан правильно использовать благодать, которая достигла моей собственной души; и это всегда предоставляет право другим делать то, что от них требуется, или даже нечто большее. Ничто так не спасает душу от эгоизма, как могущественная благодать Бога.