Читать «Лекции об искусстве» онлайн - страница 353

Джон Рёскин

У современных граверов существует несчастное убеждение в том, что цвет можно выразить специальным характером линии, и в своих попытках различными линиями передать различные цвета одинаковой пустоты они часто теряют совершенно систему света и тени. Едва ли поверят, что часть переднего плана на левой стороне тернеровской Современной Италии, изображенная в гравюре Художественного Союза почти угольно-черным цветом, в оригинале имеет бледный теплый серый цвет, едва ли более темный, чем цвет неба. Все попытки отпечатлеть в гравюре цвет напоминают мещанина в дворянстве. Гравер имеет возможность выражать только прозрачность или отсутствие ее посредством большей или меньшей открытости линий, потому что одна и та же густота цвета может быть передана линиями с совершенно различными интервалами.

Ткань поверхности только до некоторой степени находится во власти стали, и к выражению этой ткани следует стремиться слишком тщательно, но в природе поверхности отличаются друг от друга больше формой, чем тканью; камень часто бывает глаже листа, но если ткань должна быть пе-

редана, то пусть гравер, по крайней мере вполне узнает, что представляет ткань предмета в действительности и как ее изобразить. Листья на переднем плане гравюры Меркурий и Аргус пересекаются тремя-четырьмя черными линиями. Какого рода ткань листа предполагалось изобразить этими линиями? Камням на переднем плане своей Llanthony Тернер придал рассыпчатую ткань песчаного камня; гравер покрыл их искривленными линиями и превратил их в старые бревна.

Еще более роковой причиной ошибок является обычай доделывать и заканчивать то, что оставил неоконченным художник. В английских гравюрах Дёдлея есть два режущих взор печальных окна в большом здании с трубой на левой стороне. Это – улучшения гравера; в оригинале эти окна еле заметны; их линии чрезвычайно тусклы и дрожат, словно от движения нагретого воздуха между ними и зрителем; таким образом, устранена их резкость, и все здание представляет большую неразрывную массу. Почти нет возможности отучить граверов от этой несчастной привычки. Я слыхал даже, что они совершают довольно порядочные путешествия для того, чтобы познакомиться с деталями, которые умышленно опустил художник, и это зло не прекратится, пока они не будут получать хоть некоторое художественное образование. Иной раз, впрочем, особенно в маленьких гравюрах, они проявляют много чувства. Гравюры Миллера (особенно те, которые сделаны с тернеровских иллюстраций к Скотту) представляют собой часто совершенное и прекрасное истолкование оригинала, Таковы же гравюры Гудолла в Сочинениях Роджерса и гравюры Кузенса в Реках Франции; гравюры йоркширских серий тоже очень ценны, хотя гораздо ниже рисунков. Но даже из этих граверов никто, кажется, не мог бы создать большую гравюру. Они не знают средств, которыми можно придать живость и красоту их линиям. Крестообразные штрихи у них на первом плане, и это непростительно: в самом деле, хотя мы и не можем ожидать, чтобы каждый гравер гравировал подобно Рембранту или Альберехту Дюреру или чтоб каждый резчик по дереву рисовал как Тициан, но по крайней мере можно сохранить хоть кое-что из системы и той мощи, которые имеются в произведениях этих художников, похитить хоть отчасти их дух и смысл и внести их в расположение беспокойных современных линий.