Читать «Ледяное сердце Златовера (бдп-5)» онлайн - страница 45

Наталия Борисовна Ипатова

Я, кажется, покраснел, но нельзя сказать, чтобы не остался Джеку благодарен.

— Я бы рекомендовал их сжечь, — сказал Звенигор. — Арти говорит, размыкать Круг нельзя. А вот добраться туда, пустить стрелу с горящей паклей и, не оборачиваясь, удирать… Там все вспыхнет в момент, они в самый раз высохли. И, думаю, то зеркальце против хорошего огня тоже не устоит.

— Про огонь Звенигору лучше знать, — добавил я, — но когда Круг выгорит и разомкнется, там так рванет…

Джек поднялся из-за стола, тяжело опираясь на него ладонями.

— Ну вот и договорились. Мое это будет дело, ребятишки. Теперь живо отправляйтесь спать, вы на ногах еле держитесь, да и меня работа ждет. Вечером поужинаем, а подниму я вас до света, и распрощаемся: вам налево, мне — направо.

Нам постелили на чердаке, переделанном под мансарду, и оба мы, измученные утомительным Приключением, моментально утонули в хрусткой белизне накрахмаленных простыней.

* * *

Этот дом навевал чудные сны. Сквозь дремоту я слышал, как топчутся на крыше птицы, как пересмеиваются внизу «танцующие сережки», как издалека доносится упорный стук топора. Все эти звуки накатывали на меня с размеренностью океанских волн, какое-то время баюкали меня на себе, а потом вновь опускали в глубины сна, в котором давешний кошмар никак не давал о себе знать. Должно быть, Джек и в самом деле взял его на себя.

Потом, когда крепость сна ослабла в очередной раз, новая, неведомая, на этот раз действительно музыкальная тема подхватила мое мерцающее сознание и повлекла за собой, и были в ней редкие нежность и сладость, успокаивающие растревоженную душу и утишающие горести потерь. Я лежал и думал, откуда это может быть здесь, на этой ферме, и не звучит ли эта мелодия во мне самом, и, может быть, отчасти это и в самом деле было так, ибо мелодия вкрадывалась в сознание и поселялась там навеки, становясь частью тебя. Хмельнее любого вина была она, и притягательнее любого наркотика. Когда она кончалась, я чувствовал себя так, будто был выброшен в одиночку на пустынный песчаный берег.

Я открыл глаза. Солнце касалось горизонта своим нижним краем, его свет просачивался в маленькое окошко, окрашивая розовым белые простыни. Звенигор спал, зарывшись головой в подушку и судорожно стиснув в кулаке ее угол, похожий в таком смятом виде на поросячье ухо. Ему, должно быть, снилось нечто, не столь приятное, и я предположил, что душа у саламандра дубленая, вроде бычьей шкуры. А музыка не стихала, и была она столь же прекрасна, как в сонной грезе. И доносилась она снизу, из той комнаты, где прежде мы с семьей Джека обедали.

Я встал, оделся и потихоньку спустился вниз. Я был еще на лестнице, когда увидел Джека, сидящего вполоборота ко мне, в кресле, со стопочкой давешнего вина. Закатное солнце потоком лилось в распахнутое окно, а в дальних углах сгустились тени. Джек был один, а на столе, накрытом вышитой скатертью, стояла золотая арфа, волшебным образом игравшая сама по себе. Джек смотрел в окно на расстилающийся перед домом простор, и видимая часть его щеки была влажной. Когда арфа закончила свою тему, и последний хрустальный аккорд, томительно долго висевший в воздухе, растаял без следа, хозяин тихо молвил: