Читать «Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт» онлайн - страница 10
Рассел Конуэлл Хобан
Наверное, нескоро добрался он до сетчатой ограды вокруг цитадели, где из пустыни выкопали дворец. Неподалеку от запертых ворот он увидел озаренное лампой дневного света окно низкой постройки, за которым сидели и пили кофе охранники.
Боаз-Яхин перекинул рюкзак через ограду и услышал, как тот шмякнулся на другой стороне. Снял ремень, пряжкой пристегнул его к ручке на гитарном чехле, перекинул ремень через плечо, вскарабкался на забор, оцарапав пальцы и порвав себе штаны о торчащие концы проволоки на гребне, и тяжко перевалился на ту сторону.
При свете звезд он видел достаточно хорошо, чтобы отыскать постройку, где располагались руины огромного зала и резьба львиной охоты. Дверь стояла незапертой – и так он понял, что охранники наведываются сюда с обходами. Над собой Боаз-Яхин увидел световые люки, однако внутри здания было гораздо темней, чем ночь снаружи. Он на ощупь осторожно продвигался вперед. Нашел чулан, пахший мастикой для натирки полов, нащупал внутри швабры и метлы. Расчистил себе место на полу так, чтобы можно было сесть, прислонясь спиной к стене. Потом он заснул.
Проснувшись, Боаз-Яхин взглянул на часы. Четверть седьмого. Он приоткрыл дверь чулана и увидел дневной свет в здании. Прошел мимо барельефа, пока еще не глядя на него. Смотрел он в пол, пока не добрался до конца зала и коридора, где были туалеты. Облегчившись, вымыл руки и лицо, посмотрел на себя в зеркало. Трижды произнес свое имя:
– Боаз-Яхин, Боаз-Яхин, Боаз-Яхин. – Затем единожды произнес имя своего отца: – Яхин-Боаз.
По залу он вернулся, не глядя на стены по сторонам, но держался середины, глядя на световые люки. Когда же был готов, остановился и посмотрел налево.
Вырезанный в буроватом камне был лев с двумя стрелами в хребте – он прыгал сзади на царскую колесницу, вцеплялся зубами в высокое колесо ее и умирал на копьях царя и его копейщиков. Лошади неслись галопом дальше, борода хладноликого царя тщательно завита, царь смотрел прямо назад поверх колесницы, поверх льва, вцепившегося зубами в колесо и умиравшего на копье. Обеими передними лапами лев вцепился во вращающееся колесо, что тащило его вверх на копья. Зубы его впились в колесо, морда сморщилась в оскале, брови хмуро сведены вместе, из-под их теней прямо вперед глядели глаза. У царя лицо не выражало ничего. Он смотрел поверх льва и вне его.
– Царь – ничто. Ничто, ничто, ничто, – проговорил Боаз-Яхин. Он заплакал. Кинулся в чулан, закрыл дверь, сел в темноте на пол и зарыдал. Закончив плакать, он покинул здание через тот выход, который не видели охранники из караулки, и прятался за сараем, пока первый автобус не привез зевак, чье присутствие позволило ему свободно гулять повсюду.
Боаз-Яхин вновь вошел в зал. Прежде чем вернуться к тому льву, кого увидел первым, он мельком оглядел другие барельефы львиной охоты. Там было много львов, которых убивал тот же хладноликий царь – стрелами, копьями, даже мечом. Никто из этих других львов не имел значения для Боаз-Яхина. Долго, пока вокруг него болтали голоса и мимо шаркали шаги, вглядывался Боаз-Яхин в умирающего льва, вцепившегося зубами в колесо.