Читать «Кучум (Книга 3)» онлайн - страница 284
Вячеслав Софронов
В один из хмурых зимних дней к Ермаку подошел есаул Савва Волдырь и попросился на вылазку.
-- Сиди не сиди, а припасы кончаются, -- пояснил он.
-- Может, доберемся до какого селения, возьмем рыбы, мяса.
-- Хлебца бы... -- сказал мечтательно Гришка Ясырь.
-- Да, хлебца бы не помешало, да где его взять. Ермак видел, как отряд Волдыря беспрепятственно прошел по реке, тяжело утопая в наметенных за зиму сугробах, и взобрался на противоположный берег. Никто их не тронул. Их ждали неделю. Не вернулись. Ждали еще одну. А потом батюшка Зосима сказал Ермаку:
-- Кажется мне, что заупокойную службу служить надо по ним...
-- Не будем торопиться. Служба не уйдет. Шла третья неделя Великого поста и в городке не осталось ни крошки еды. Отец Зосима объявил казакам, что берет грех на себя и разрешает употреблять в пищу скоромное, если кому удастся добыть какую живность. Казаки переглянулись меж собой и промолчали.
Еще через неделю не смог встать утром князь Болховской. Осенью уехал в Москву вместе с Иваном Грозой сопровождать пленного Мухамед-Кула княжеский помощник Киреев, и стрельцами командовал Иван Глухов. Он и сообщил Ермаку, что воевода совсем плох.
-- Что же раньше молчал? Язык проглотил?
-- Да так есть хочется, что хоть язык собственный на похлебку вари, -слабым голосом отшутился тот.
Атаман откинул тяжелую меховую полость, укрывавшую Волховского, и увидел раздувшиеся ноги того, посиневшие ступни.
-- Батюшку мне позовите, -- попросил князь негромко. -- Исповедоваться перед смертью хочу.
-- Да подожди, князь, умирать. Скоро лето придет. Пробьемся к реке, рыбы наловим, ушицы сварим. Погоди...
-- Кто на Москве окажется, пусть саблю мою и доспехи сыновьям передадут, -- не слушая Ермака, наказывал Волховской.
Позвали отца Зосиму, оставили их одних. Батюшка долгое время не выходил, а потом, приоткрыв дверь, велел позвать Ермака. Тот появился быстро, наклонился над воеводой, который с трудом прошептал:
-- Извини, атаман, что подвел тебя... Лишних едоков привел на ваши головы... Прости...
Ермак вышел из избы, держа шапку в руках. Собравшиеся у крыльца стрельцы и казаки все поняли и стянули шапки с голов. Умершего воеводу положили до весны в погреб, чтоб не долбить мерзлую землю, не тратить понапрасну силы.
И почти каждый день кто-то в городке не мог встать утром и, пролежав в забытьи полдня, тихо умирал. Сыновья Соуз-хана не отходили от отца, который лежал в полузабытьи уже неделю. Они варили ему похлебку из сосновых иголок, насобирали под снегом обглоданных рыбьих костей и с ложечки кормили муторно пахнущим варевом. Но он даже не желал открывать рот. Кожа на нем обвисла, выпирали острые кости. Шарип и Набут тихонько плакали, глядя на отца. В один из дней ему кажется стало лучше и он открыл глаза, увидел лица сыновей и тихо одними губами залепетал:
-- Похороните меня на родовом кладбище рядом отцом и дедом...
-- О чем ты, отец, -- запротестовали сыновья.
-- Тише, не мешайте мне, -- остановил он их. -- Если останетесь сами живы, то уходите из этих краев...
-- Куда идти? Ведь здесь наш дом...