Читать «Кучум (Книга 3)» онлайн - страница 190

...Яков Михайлов... Матвей Мещеряк... Савва Волдырь... Богдан Брязга... Никита Пан... -- кричали казаки от каждой сотни.

К Ермаку подошел, поигрывая плетью, Иван Кольцо и, словно в шутку, спросил:

-- А меня к себе в есаулы возьмешь? Али не люб я тебе?

-- Так вы же с Барбошей на Яик собрались.

-- Собрались, да разбежались. Передумал я. Хочу новые места поглядеть, себя людям показать. Так берешь, али как?

Ермак понимал, как нелегко ему придется со своенравным есаулом, но он видел Кольцо в деле и хорошо помнил, как тот лихо рубится и один стоит десятка.

-- Ладно, будешь походным атаманом, правой рукой. В случае чего так и меня заменишь. На каком струга войдешь: на переднем или замыкающем?

-- Лучше впригляд последним пойду. А ты уж сам давай на переднем.

* * *

Казачьи струги отвалили от берега широким изломанным строем, тесня соседей, сталкиваясь бортами под бранные выкрики рулевых кормщиков, переругивание гребцов, поднимавших здоровущими веслами кучу брызг, приноравливаясь к общему ходу. Но выбравшись на середину, суда рассредоточились, заняли заранее обусловленное место, начали медленно набирать ход, подгоняемые мощными взмахами весел, гнавших струги против течения все дальше и дальше от родных станиц.

Кормщики приказали ставить паруса, и слабый речной ветерок надул полотнища, чуть накренив струги, повеселели казаки, радуясь попутному ветру.

Впереди шел легкий, без груза, ертаульный струг, чтоб упреждать атамана о встреченном вдруг противнике, о засаде на берегу. За ним следовал большой десятивесельный струг Ермака Тимофеевича, который сидел на передней скамье, подставив лицо свежему ветерку, и, незаметно для себя улыбаясь, всматривался в пологие берега, оглядывался на следующие за ним казачьи струги и ощущал внутри небывалую, едва не выплескивающуюся наружу радость.

Что-то подсказывало ему, что уходит он из этих степей навсегда, и уже не скакать ему по бескрайним просторам, не подкрадываться к ногайским табунам, не спорить с горластыми атаманами о дележе добычи. Прожив здесь много лет, не чувствовал он себя вольным, ни за что не отвечающим казаком, которому безразлично, на чьей стороне воевать и к кому на службу наниматься. Лишь бы платили да кормили. Казачья вольница была не для его суровой и непреклонной натуры. Привыкший принимать решения единолично и доводить их до конца, чего бы это ему ни стоило, он не понимал разноголосого ора казачьего круга, расхлябанности и показной лихости разномастных станичников, наглости малых атаманчиков, мнящих себя великими воеводами, а на деле уходящими от серьезного кровавого боя. Вольница хороша для человека заурядного, привыкшего жить в общей массе, ничем не выделяясь и не проявляя себя, подчиняющегося окрику старшин и атаманов. А тот, кто желал бы выделиться, стать независимым, был обречен на одиночество и непонимание, а то и на скорую смерть в бою, будучи оставленным без поддержки и прикрытия.

Казачье атаманство еще более раздражало Ермака Тимофеевича, поскольку каждый из пробившихся наверх должен был пользоваться силой своего клана: и чем громче кричали они имя своего избранника на кругу, значит, много было выпито накануне, роздано и обещано претендентом на роль казачьего вожака. Пообещай им кто-то больше -- и они отвернутся от предыдущего избранника, без смущения оставят его, вручат атаманскую булаву другому краснобаю, забыв о недавней дружбе и товариществе.