Читать «Купол Экспедиции» онлайн - страница 8

Листала тут на досуге Иво Андрича, нобелевского лауреата. Порицает героиню: «…страдала избытком фантазии и болезненной, непредолимой, ненасытной потребностью восторгаться. Она восторгалась музыкой, природой, нездоровой филантропией, старинными картинами, новыми идеями, Наполеоном и всем, чем угодно, лишь бы это выходило за пределы ее круга и противоречило ее семейной жизни, доброму имени и хорошей репутации ее мужа».

О как! Суровый мужской взгляд.

6.

О пении Егора Резникова я столько раз слышала и читала, но умом разве поймешь то, что можно почувствовать телом. Русский француз, профессор музыки чудесным образом заставляет пространство вибрировать и петь. Своды храма Козьмы и Дамиана будто колеблются, гудят, звук слышишь не ушами, а солнечным сплетением, с изнанки, с внутренней щекоткой — как варган, как трубный рев в буддийском монастыре. В храме полутемно, горят несколько свечей, еще одна в руках у седого человека, он ходит с ней по храму, перестраивая формы теней, проявляя в пространстве новые отголоски и призвуки. Говорят, так же он заставлял петь своды трех самых величественных соборов Франции. Нет, не заставлял — просто выпускал что-то на свободу. А голос слабый, без всякого вокала, вне техники. Но из всех углов дуновение — будто тишайшие хоры или тени хоров подпевают. Что-то эта акустика делает не только с душой, но и с телом — новое качество существования. Нет двух миров — снаружи и внутри, есть одно целое. Я и вселенная — едины. Это счастье. Физические свойства мира делаются и вправду иными — чуть смещенными, вызывающими слабую мысль о бабочке Бредбери, а в чем смещение — сразу и не ухватишь. Как во сне.

«…Ого, утро сегодня прекрасное! Дождя нет. Ясно и холодно. Чуть выше нас выпал снег. Сопка Зимина уходит в небо плавными белыми очертаниями, почти как Фудзи. На горизонте Толбачик, белый сфинкс. Можно вытащить спальники на солнце — хоть немного просохнут. Шеф, видимо, не в духе — мне это состояние передается моментально, поэтому успеваем немного поцапаться без причины, после чего он отправляет меня варить кашу. Пока я раздуваю костерок, они устраивают в палатке небольшой военный совет. Шеф с Биллом собирается сгонять на сейсмостанцию и к вечеру вернуться, мне же поручает сделать парочку маршрутов. Одной! Я искоса смотрю на него. Знает ведь, что ходить по одиночке — это нарушение техники безопасности. Значит, должен отправить со мной Джона, но тот без приказа не пойдет, а Шеф молчит. Просто вредничает. Или думает, что я откажусь идти. Еще чего!

Они уходят. У Джона свои дела — отправляется на поиски потерянного вчера вьюка с телогрейками.

Пользуясь тем, что от меня опять все отстали, созерцаю окрестный пейзаж. Желто-серый склон конической горы, вокруг причудливые лавовые потоки и шлаковые конусы ярко-красного цвета. Дует ветер — он несет песок и колет глаза. Странная смесь покоя и тревоги. Погода опять портится — то солнце, то дождь. Долго выжидаю момент для маршрута, но когда наконец решаюсь — все-таки попадаю под холодные струи. Хочется назад — туда, где под навесом еще дымит костерок, а рядом греется пес Пират. Может, и Джон уже вернулся и, мурлыкая что-то под нос, чинит уздечки.

Презрев капризы погоды, иду дальше. Сплошные лавовые бомбы и обелиски. Земля изрытая, вставшая на дыбы — вся из острых углов. На снежниках грязь розоватого цвета — наверное, пепловый выброс. Надо влезть на небольшую горушку — Купол Экспедиции — и взять несколько образцов. Издали она похожа на ежа — вся утыкана пиками. Склоны крутые, по мокрой траве лезть скользко и неприятно. Но когда оборачиваюсь — совершенно дурею от восторга. Над долиной тройная радуга таких чистых цветов, что я начинаю петь. Сама смеюсь над своими восторгами, но ничего не могу поделать. Смеюсь — смеюсь от счастья. Красота! Полет! Когда поднимаюсь еще выше, глазам открывается фантастический пейзаж в духе Рокуэла Кента. Резкие переходы сине-зеленых тонов, конусы вокруг Безымянного — черные, желтые, красные. Все подсвечено солнцем, которое прорывается из-за облаков, и свето-теневые контрасты делают картину ослепительной. А в ликующую гамму ярких цветов и нежных полутонов как черно-белая фотография врезана присыпанная снегом Безымянка.

Выше ждет еще одна неожиданность. Вершина горы — это нагромождение каменных глыб, между которыми огромные щели, пещеры, гроты, а в пустотах звенят-переливаются ручейки и водопады. Их почти не видно, но воздух вокруг весь из звона и музыки. Легкие колокольчики, глухой звук органа, бубны и флейты — все поет на разные голоса. Очарование нарушают резкие крики тарбаганов, зверьков типа сусликов, но с кошачьими хвостами. Их писк напоминает милицейский свисток — будто за каждым камнем сидит милиционер. Один зверек вылезает на камень, складывает лапки на животе и стоит столбиком, не думая убегать. Я сажусь и начинаю петь ему песню. Он таращит черные глазки-бусинки и слушает. Но одно неосторожное движение, из-под ноги катится камень и с шумом срывается вниз — тарбаган, пискнув, прячется в нору.

Обойдя весь купол и насладившись пейзажами, спускаюсь вниз, набрав букет непонятно откуда взявшихся ярко-синих цветов. Снег на Зиминой совершенно голубой, а на Толбачике сиреневый — нежный дым на фоне зеленоватого неба. Рюкзачок с образцами стучит по спине. Я абсолютно счастлива».