Читать «Кубок метелей» онлайн - страница 5

Метель раскидала над городом свои легкие, свистные руки.

Трубы домов – громкие трубом-дымом трубили, призывом старинным, и грустным, и легким.

Снежные когти метели то гладили ее, то иглами больно царапали.

Бархатно-мягкий день, заснеженный белыми пятнами, уплывал над домами.

Бархатно-мягкий закат, испещренный дымными тучами, потухал над домами.

Бархатная лапа

Адам Петрович спешил по спешному делу. Мелькали прохожие.

Знакомые абрисы домов высились неизменно. Говорили о том же, все о том же…

Все уйдет. Все пройдет. Уходя, столкнется с идущим навстречу.

Так кружатся вселенные в вечной смене, все той же смене.

Знакомые абрисы домов, заборы, и белые стены, и повороты кривых улиц – давно он узнал ваши тайные взывания к нему.

Бархатно-мягкий день, заснеженный бледными пятнами, потухал над домами.

Роковое горе пеленало его в своих яростных лапах.

Оно пеленало тигровой багряницей, – шкурой, чуть-чуть страшной.

Точно буря рвала его сердце.

Милую не знал никогда он. А теперь его призывала метель.

Вкрадчивой, тигровой улыбкой из-под золотой, как горсть спелых колосьев, бородки улыбался Адам Петрович, из-под темных полей шляпы в неба бархат синий-синий взоры его летели удивленно, призывно, томительно.

Белые рои кружились над городом.

Смотрел: белые рои с гуденьем пролетали мимо и облепили влагой ресницы.

Снег рассыпался горстями бриллиантов.

Сотнями брызнувших мошек ложился у нот. И мошки гасли.

Высокая женщина с огневыми волосами из вьюги пошла неровной, вкрадчиво-грустной походкой.

Ее вид, как небо, был далекий, но близкий.

Очи, – нестерпимо влажные лоскутки лазури, – точно миры, опушенные черными ресницами, из далеких пространств поднялись они испытующе на него.

Они подавали надежду. Говорили о невозможном. Посылали свою утомленную ласку, сжимавшую сердце. Чем нежнее ластились ее глаза, тем настойчивей, жгучей рвались из рук протянутые пряди ее шлейфа – черно-пепельные с алым отливом.

Чем безумней он к ней устремлялся, тем призывней, звончей легкосвистные ткани метелей, кружась, рассыпались безвластно.

Не отгадала она странных мыслей его?

Почему она смотрит так грустно и почти улыбается

Утишает грусть и точно все спрашивает о чем-то? Вот-вот тихо подходит к нему.

Не закидала ли метель его снегом?

Почему город истаял в легкосвистной пляске рассыпчатых призраков?

Метель утишает грусть и уносит бедное сердце.

Вот-вот снегом преходит и мир.

Бедное сердце: преходит мир.

Лицо его, облак грусти, изорвала душа, заря – душа, заря взволнованно пропылала.

Душа выпивала старинный напиток, – то, чего никто не пьет: в душе взволнованно проплывали пиры, – пиры, давно пропылавшие, сладко томили.

Алое вино, алое, к щекам приливало. Грудь разрывало одно, навек одно.

Стенающий вздох – облак снега – взвила пурга: снег – снег, бичуя холодом, просребрил.

Метель запевала старинную старину, – то, чего никто не поет, никто не поет.

Белое сребро, белое, к очам припадало. Грудь озвездилась сребром, парчой.

Но она безответно промелькнула. Шелест платья пронесся, как лёт засыхающих листьев, как ток, пролетающий в ветре, как ночи и дни.