Читать «Кто виноват» онлайн - страница 129

А И Герцен

- Это старый штук, - говорил француз, посгладив-ши как-то все русские буквы, - и если Адан не носил рок, то это оттого, что он бил одна мушипа в Эден.

- Та, - отвечал Густав Иванович, - та! Этот Пельгтоф, это точна Тон-Шуан, - и через минуту громко расхохотался; минуту эту, по цемецкому обычаю, он провел в глубокомысленном обсуживапии, что сказал французский учитель об Адаме; добравшись наконец но смысла, Густав Иванович громко расхохотался и, вынимая из чубука перышко, совершенно разгрызенное его германскими зубами, присовокупил с большим довольством: "Ich habe die Pointe, sehr gut!" [Я понял, в чем соль, очень хорошо! (нем.)]

Но наибольшее действие этот рассказ сделал не на Густава Ивановича, а на человека, который почти не слыхал его, то есть на Круциферского. Что это значит - эти две фамилии, рядом поставленные? Да как же это, неужели страшная тайна, которую он едва подозревал, в которой он себе не смел признаться, сделалась площадною сплетней? Да точно ли они говорили это? Конечно, говорили, - и вот они стоят еще на том же. месте, и Густав Иванович продолжает хохотать,., Круциферскому показалось, что у него, в груди что-то оборвалось и что грудь наполняется горячей кровью, и все она подступает выше и выше, и скоро хлынет ртом... Голова у него кружилась, перед глазами прыгали огоньки, он боялся встретиться с кем-нибудь взглядом, он боялся упасть на пол - и прислонился к степе... Вдруг чья-то тяжелая рука схватила его за рукав; он весь содрогнулся; что еще будет? - думал он.

- Нет, любезный Дмитрий Яковлевич, честные люди так не поступают, говорил Иван Афанасьевич, держа одной рукой Круциферского за рукав, а другою стакан пуншу, - нет, дружище, припрятался к сторонке, да и думаешь, что прав. У меня такой закон: бери не бери, твоя воля, а взял, так пей.

Круциферский, долго всматриваясь и вслушиваясь, -вроде того, как Густав Иванович изучал замечание французского учителя, - наконец.смутио понял, в чем дело, взял стакан, выпил его разом и расхохотался.

- Вот люблю, можно чести приписать! Каков? А говорит - не пью, экой хитрец! Ну, Дмитрий Яковлевич, Митя, выпей еще стаканчик,.. Пелагея, присовокупил Медузин, вытаскивая из стакана Круциферского собственным (обходительным) пальцем своим кусок лимона, - еще пуншу да покрепче... Выпьешь?

- Давайте.

- Браво, браво!..

И Медузии только потому не поцеловал Круциферского, что рот его был аз пят лимоном, который он съел о кожей и с косточками, прибавляя в виде объяснительной комментарии: "Кисленькое-то славно, когда фундамент выведен".

Пунш принесли, Круниферский выпил его, как стакан воды. Никто не заметил, что он был бледен, как воск, и что посинелые губы у него дрожали, может, потому, что гостям казалось, что весь земной шар дрожит.

Между тем как дело шло на пульку, неутомимая Пелагея принесла на маленький столик поднос с графином и стаканчиками на ножках, потом тарелку с селедками, пересыпанными луком. Селедки хотя и были нарублены поперек, но, впрочем, не лишены ни позвоночного столба, ни ребер, что им придавало особенную, очень приятную остроту. Игра кончилась мелким проигрышем и крупным ругательством между людьми, жившими вместе целый бостон. Медузин был в выигрыше, а следовательно, в самом лучшем расположении духа.