Читать «Кровавый след бога майя» онлайн - страница 37

Юлия Владимировна Алейникова

— Мань, тебя там чего, озверином накормили? Я просто спросила, скоро ли ты будешь. Мне-то все равно, вот Данька весь извелся. — Она ехидно хихикнула.

— Ладно, потерпите, через пятнадцать минут буду.

Ехать никуда не хотелось. Хотелось посидеть в тишине и подумать, и если бы не Данька, она бы точно повернула к дому. Но в последнее время он стал невыносимо ревнив — как чувствовал, что у нее назревает новый роман. Но с другим воздыхателем пока все было слишком туманно, и Маша не хотела терять Даниила, весьма состоятельного и завидного поклонника. Пришлось ехать на встречу — вместо того, чтобы всесторонне проанализировать сложившуюся ситуацию, может, даже с Кони посоветоваться.

Этот простодушный капитан добросовестно копает под их семью. В примитивное служебное рвение Маша не верила. А что, если это расследование заказали? Мирошкин, скорее всего, вообще не в курсе. Указание пришло сверху.

А виной всему коллекция, больше их семейство ничем заинтересовать не может. Маша была прекрасно осведомлена об уникальности и ценности собрания. Такие полотна, подлинность которых, между прочим, подтверждена разными экспертизами, надо разыскивать и караулить годами. И стоят они баснословных денег. Но если владельца загнать в угол, а потом пообещать его оттуда выпустить, он может стать гораздо сговорчивее. Смерть Владислава вполне могла стать таким рычагом в умелых руках.

Папа с Агнессой, конечно, слишком наивны, чтобы просчитать такую комбинацию. Нужно подумать, кто в последнее время интересовался коллекцией, и вычислить заказчика.

Вечером, когда она вернулась, отца уже не было. Матери тоже. Кажется, у мамули завелся очередной поклонник? Что поделать, отцу уже шестьдесят с хвостиком, а маме едва исполнилось сорок. Маша была девушкой, не склонной к морализаторству. Любовь любовью, а природа берет свое. Главное, что отец ни о чем не догадывается.

Глава 7

Ленинград, 1924 год, ноябрь

В Петроград он въехал поздним вечером и не узнал знакомый с детства город. Темень, грязь, уныние. Фонари почти не горели. На вокзале спали вповалку оборванные, изможденные люди, приличной публики видно не было. У поездов шныряли голодные дети.

Зрелище всеобщей нищеты, сиротства и запустения больнее ранило сердце, чем собственные горести. В приличном пальто и фетровой шляпе он выглядел этаким сытым барином. К нему сразу подскочил носильщик, и пока Николай вытряхивал из карманов мелочь, чтобы раздать беспризорным, проворно погрузил вещи на тележку.

— Зря вы, товарищ, этих прикармливаете. Не ровен час, накинутся и обдерут как липку.

— Да что вы такое говорите? Это же дети, они есть хотят! — Николай с ужасом смотрел на маленьких попрошаек.

— Ага, дети. Бандиты малолетние, а не дети. — Он двинулся с тележкой к выходу.

Промозглая сырость, яркие тряпицы опавших листьев на мостовой, пронизывающий ветер с Невы — все радовало его до слез. Он пил большими глотками напоенный речной сыростью воздух, впитывал глазами это небо, реку, дома, тротуары, хмурого извозчика с мешковиной на голове — от дождя. Он был счастлив.