Читать «Креативный мозг. Как рождаются идеи, меняющие мир» онлайн - страница 41

Мозговые манипуляции (Но не те, о которых вы подумали)

Латеральная часть префронтальной коры обладает выраженной способностью манипулировать мысленными образами, которые хранятся в мозге, подобно кирпичикам Лего: чтобы собирать из них новые фигуры в процессе вдумчивого, целенаправленного размышления. Фактические «детали Лего» – информация, которой манипулирует префронтальная кора, – могут храниться в других отделах мозга, по большей части в теменной, височной и затылочной доле. Префронтальная кора действует как игрок, который берет детали из разных коробок в соответствии с мысленным чертежом, который он сам придумал.

Этот процесс позволяет нам формировать новые мысленные образы из фрагментов старых, сформированных ранее; и эти новые мысленные образы не должны соответствовать ничему, что мы до сих пор встречали в реальной жизни (или когда-либо встретим). Созидательная способность, способность собирать из старых элементов новые фигуры, является неотъемлемой частью многих видов человеческой деятельности. Если вообще существует что-то, что отличает человеческий мозг от мозга других видов, то это, возможно, созидательная способность, опосредованная префронтальной корой. В некотором смысле эти заново собранные мысленные образы являют собой предсказания; это модели будущего – каким мы его ожидаем или каким мы намереваемся его сделать. Об этом говорил, почти с поэтическим красноречием, Хоакин Фастер⁴.

Другой выдающийся нейробиолог, Дэвид Ингвар, придумал чеканное, но экстравагантно звучащее определение – «Память будущего» – для таких предсказательных нейронных моделей, моделей тех вещей, которые грядут⁵. Говорят – верно или ошибочно, – что префронтальная кора – структура мозга, которая занимает центральную роль в сборке «памяти будущего» из фрагментов «памяти прошлого», именно она делает нас людьми. Не будучи большим поклонником антропоцентрических взглядов, представления об исключительности человека, я склоняюсь скорее к взглядам градуалистов относительно развития признаков в процессе эволюции. И, опять-таки, не будучи специалистом по приматам, я обращаюсь к своим, безусловно дилетантским, наблюдениям над теми, кто у меня есть, – над собаками. Мой покойный бульмастиф Брит мог развивать какую-никакую модель будущего, но только на несколько минут вперед. Брит видел, что я беру поводок, собираясь с ним гулять, и спешил из своего угла в квартире, чтобы проглотить корм, в предвосхищении того момента, когда он будет разлучен со своей миской. Но Брит начал так себя вести только в зрелом, по собачьим меркам, возрасте: ему было восемь или девять лет, когда у него развилась рудиментарная «память будущего». Когда я это пишу, моему новому щенку английского мастифа Брутусу 11 месяцев и у него еще нет и проблеска подобного предсказательного поведения. Похоже, что у собак даже рудиментарная «память будущего» формируется очень медленно и у них нет способности для долгосрочного предсказания.