Читать «Красное и черное (Старая орфография)» онлайн - страница 209

Въ срединѣ ихъ укрѣпленнаго города Зевсъ имѣлъ большой круглый храмъ, куда отдавали всѣхъ плѣнныхъ, приведенныхъ съ набѣга.

Храмъ былъ окруженъ каменной стѣной, и въ главномъ дворѣ его стоялъ высокій шатеръ, закутанный внизу шкурами и шерстяными покрывалами, а сверху открытый. Внутри шатра былъ широкій жертвенный камень. На этотъ камень клали обреченнаго плѣнника, и когда небесное свѣтило поднималось до зенита, лучъ его проникалъ въ отверстіе шатра и падалъ на грудь жертвы. Тогда верховный жрецъ, одѣтый въ травяную ризу, ударялъ каменнымъ ножемъ въ озаренное мѣсто, и кровь брызгала вверхъ навстрѣчу солнечному лучу во славу властителя неба и дня, потомъ струя крови падала внизъ и уходила въ черную землю, общую могилу всего живущаго.

Въ то время городомъ правилъ стратегъ, постоянно водившій свою рать противъ побѣждаемыхъ имъ сосѣдей. Онъ былъ страшенъ не только непріятелямъ, но даже собственнымъ воинамъ, ибо въ гнѣвѣ онъ былъ какъ раненый слонъ, и удары его были такъ быстры, что не вызывали даже крика. А рабы стратега трепетали предъ звукомъ его голоса и говорили между собою:

— Чѣмъ разгнѣвать этого господина, лучше намъ самимъ предать себя смерти, ибо наша жизнь есть вѣчное бремя и смерть для насъ — освобожденіе.

А другіе имъ отвѣчали.

— Ничто не вѣчно на землѣ. Такъ не вѣчна и жизнь этого владѣтеля. Если бы младшій сынъ стратега правилъ городомъ, онъ облегчилъ бы бремя даже рабочему волу и было бы легче жить на землѣ. Ибо онъ безмолвенъ, какъ ихневмонъ, и смиренъ, какъ дѣвица, и глаза его кротки, какъ у газели.

Ибо младшій сынъ стратега былъ юноша, не похожій на другихъ. Съ дѣтства онъ удалялся игръ сверстниковъ, не любилъ шумныхъ забавъ, но много времени проводилъ съ жрецами, распрашивая ихъ о строеніи міра и божествахъ.

И онъ спрашивалъ ихъ:

— Зачѣмъ родится человѣкъ?

И жрецы отвѣчали:

— Лучше родиться на свѣтъ, чѣмъ блуждать тусклой тѣнью въ пещерахъ подземнаго міра. Рожденіе — плѣнительная заря человѣческаго дня, и оттого дѣти такъ счастливы, и преданы смѣху. Но полдень человѣка полонъ бурь, а вечеръ труденъ и исполненъ страданій.

И онъ спрашивалъ ихъ:

— Зачѣмъ страдаетъ человѣкъ?

И жрецы отвѣчали:

— Если бы не страдалъ, былъ бы нечестивъ и забылъ бы поклоняться богамъ.

И еще онъ спрашивалъ ихъ:

— Чѣмъ держатъ боги въ повиновеніи людей?

И самый старый жрецъ, который хранилъ древній жертвенный ножъ и ключи отъ храма, отвѣчалъ:

— Страхомъ смерти. Люди убѣгаютъ отъ смерти, какъ мыши отъ змѣи, и топчутъ другъ друга, какъ испуганный скотъ.

Лицо стараго жреца было сморщено и голова его была покрыта бѣлымъ пухомъ, но долгіе годы наносили въ его душу медъ мудрости, какъ пчелы въ улей.

Онъ былъ кротокъ и спокоенъ, и даже во время жертвоприношенія, когда трясущейся рукой онъ вонзалъ въ грудь первой жертвы свой священный ножъ, сердце его не билось быстрѣе и лицо не покрывалось облакомъ страсти или жалости.

— Что нужно сдѣлать, чтобы избѣжать страха смерти? — спрашивалъ юноша.