Читать «Красная площадь и её окрестности» онлайн - страница 14

Мы, незадолго до этого, сами пережили подобное. Гостившая родственница, используя нашу детскую доверчивость, украла все карточки за оставшиеся полмесяца. Родственницу нашли, но карточки та уже успела продать. Жили в долг, экономя на всем. Подруги мамы приносили ей свои талоны на хлеб.

Пришла весна. 1-го марта по радио и в газетах было опубликовано Постановление ЦК ВКП (б) и Правительства об отмене карточной системы и снижении цен на хлеб и другие продукты. Постановление было подписано И.В.Сталиным.

В Измайлове, недалеко от нашего дома торжественно открыли новый гастроном. Приезжал нарком по внешней и внутренней торговле А.И.Микоян. Я тогда впервые услышал эту фамилию.

Об отце

О роли моего отца в жизни страны я довольно долго не задумывался. Из его кратких рассказов вытекало, что в нём как в зеркале отражалась история развития советской рабочей интеллигенции и коммунистической партии. Его политический путь был таковым.

Рожденный в семье рабочего-токаря Обуховского завода в Петербурге, закончивший в царское время приходско-церковную школу, он с радостью встретил Великую Октябрьскую Социалистическую революцию, в 1918-м году вступил в комсомол, позже закончил Рабфак, Военную электротехническую Академию им. С.М.Буденного, в 1928-м году был принят в члены ВКП (б), в 30-50-х годах работал в Москве в системе Главного артиллерийского управления НКО, в годы войны руководил производством противотанковых снарядов. Закончил военную службу Ученым секретарем Военно-исторического музея артиллерии и инженерных войск в Ленинграде. Инженер-полковник. Был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги» и другими наградами. Воспитал троих сыновей – коммунистов, всем им дал высшее образование.

Пришло время самооценки

Страна выздоравливала и развивалась. Политическая обстановка в раннее послевоенное время определялась, как я её понимал тогда, не сытостью людей, а их верой в обязательное скорейшее улучшение условий жизни народа и сохранение мира, определялась непререкаемым авторитетом советской власти и Сталина.

Мне было уже 14 лет, 6 лет – сознательной жизни. Я испил много горя, и главное было связано с болезнью и смертью мамы. Это пошатнуло прежние устои семьи. До этого мы как маленькие планеты всегда вращались вокруг нашего солнышка – мамы. И отец тоже. Но солнышко погасло. Мы оказались у теплого очага, конечно, во многом еще чужого, но теплого. Жить можно было.