Читать «Красавицы не умирают» онлайн - страница 76

Людмила Третьякова

Впрочем, с самого раннего детства необычайная Сонина одаренность заявляла о себе. Она выпрашивала разре­шения присутствовать на уроках своей сестры, и часто случалось так, что на следующий день семилетний ребенок подсказывал четырнадцатилетней сестре.

С пяти лет девочка начала сочинять стихи. В двенад­цать Соня уверяла, что будет поэтессой. В голове у нее уже сложилась поэма «Струйка» в сто двадцать строф, нечто среднее между «Ундиной» и «Мцыри». Ее малень­кое сердце было полно романтических настроений и ожи­даний чуда от подступающей взрослой жизни...

Однажды вечером Соня застала сестру Анюту лежа­щей на диване и отчаянно рыдающей.

—   Анюточка, что с тобой?

—    Ты все равно не поймешь. Я плачу не о себе, а о всех нас. Ты еще дитя, ты можешь не думать о серьез­ном. А я... Я поняла, как призрачно все, к чему мы стре­мимся. Самое яркое счастье, самая пылкая любовь — все кончается смертью. И что ждет нас потом, да и ждет ли что-нибудь, мы не знаем и никогда, никогда не узнаем! О, это ужасно, ужасно!

—     Но как же? Есть Бог, и после смерти мы пойдем к нему, — робко возразила Соня.

—     Ты еще сохранила детскую веру. Ты, Соня, ма­ленькая... Не будем больше говорить об этом, — вздох­нула сестра печально.

Но не говорить они не могли. И сестры беседовали ча­сами. Анюта посеяла в умной, не по годам серьезной сест­ре сомнения в прочности многих представлений. Она рас­суждала о том, что живут они скверно, скучно, бесцельно, словно в болоте, затянутом тиной. А где-то рядом идет полная тревог и живого биения жизнь.

Их разговоры длились долго, и, когда Анюта засыпа­ла, Соня перебирала в памяти услышанное. Ни от кого ей не приходилось слышать подобное. Позже Ковалевская назовет Анну Васильевну своей «духовной мамой».

...Через некоторое время в Палибино пришел конверт из Петербурга. Случайно он оказался в руках генерала Круковского. Вскрыв его, отец Сони и Анюты едва не по­терял дар речи от возмущения. Оказывается, старшая дочь написала повесть и послала ее в журнал Достоевскому. И вот теперь писатель извещал, что повесть напечатана. Бо­лее того, он прислал Анюте причитающийся гонорар.

«Позор! Позор!» — вслух говорил Василий Василье­вич, меряя кабинет шагами. Потом открыл дверь и крик­нул, чтобы позвали Анюту.

Объяснение вышло ужасным. Девушка никогда не ви­дела в таком состоянии своего сдержанного, рассудитель­ного отца. Словно кто-то передернул его красивое лицо, и оно сделалось неузнаваемым. Еще ужаснее было то, что он говорил.

—  От девушки, которая способна тайком от отца и матери вступить в переписку с незнакомым мужчиной и получать с него деньги, можно всего ожидать. Теперь ты продаешь свои повести, а придет, пожалуй, время — и се­бя будешь продавать!