Читать «Красавицы не умирают» онлайн - страница 55
Людмила Третьякова
...Я в последний раз, словно прощаясь с живым человеком, смотрю на портрет. Роза в черных кудрях «верной Алеши» так нежна и свежа, будто срезана только что в ее московском палисаднике, а не целых сто семьдесят лет назад.
ПИСЬМО ДЛЯ АЛЬФОНСИНЫ
В середине прошлого века в необычайную моду вошли камелии. Цена на них вдруг резко подскочила. Букет из камелий стал изысканным и желанным подарком.
Это неожиданное пристрастие к цветам, довольно скромным на вид, было эхом романтической и печальной истории, некогда происшедшей в Париже.
Как странно устроено человеческое сердце! Оно забывает громкие исторические события, стоит им только отбушевать. Оно не утруждает порой себя памятью о людях, вполне того достойных, немало потрудившихся для потомков, добродетельных, отмеченных необыкновенным умом и способностями.
И оно же, это глупое, необъяснимое сердце, ни в какую не хочет предать забвению то, что, казалось бы, не имеет большого значения ни для прошлого, ни для настоящего, ни для будущего. История молоденькой парижанки, умершей ровно сто пятьдесят лет назад, лишний раз подтверждает это.
Между тем ее имя волновало людей гениальных, которые, кажется, могли употребить свой дар на что-либо более значительное. Но они посвятили этой женщине страницы, которые читают и по сию пору. В ее честь звучат бессмертные мелодии. Самые талантливые и красивые актрисы мира считали за великое счастье воплотить ее образ на сцене и на экране.
Но может быть, самое главное, что помимо собственной воли удалось совершить «порочному ангелу Парижа», — это пробудить в человеческих сердцах способность к сочувствию и милосердию — качества, несмотря на всю их простоту, такие редкие в нашем мире.
* * *
Альфонсина родилась в 1824 году в Нормандии. Семья жила в деревне Сен-Жермен-де-Клерфей и едва ли могла считаться образцовой. Папаша Марэн, глава семейства, был известен неистребимой страстью к бутылке. Про мать, правда, ходили глухие слухи, что она была благородного происхождения. Какие-то жизненные перипетии обрекли ее на печальное существование с пьяницей, от которого она, оставив двух маленьких дочерей, все-таки сбежала в Париж. Там ей удалось устроиться горничной в богатый дом. Она умерла, когда старшей дочери, Альфонсине, исполнилось восемь лет.
Без присмотра, без дела, кое-как перебиваясь скудным куском в опустошенном отцовским пьянством доме, Альфонсина часто бродила по деревне в еще материнских обносках. Под этими лохмотьями взрослело, вопреки всему наливалось соками жизни ее тело — будущий фетиш, искус и дорогостоящее удовольствие парижских нуворишей.
Альфонсина, незаметно перебравшись в отрочество, влюбилась в парня, который работал на местной ферме. Тот оказался не промах, и скоро в деревне заговорили, что дочка пьяницы оставила свою девственность под зарослями ежевики. Это происшествие, давшее пищу для разговоров местным сплетницам, в конце концов могло бы окончиться для Альфонсины вполне благополучно. Подняться с помятой травы женихом и невестою — дело, особенно для деревни, обыкновенное. Но малый с фермы вовсе не имел желания связывать себя с деревенской бродяжкой. На Альфонсину стали показывать пальцем, называли ее дурными словами.