Читать «Король шпионских войн. Виктор Луи — специальный агент Кремля» онлайн - страница 212

В конце концов — да простит нас оставшийся честный бизнес — рейдерство 2000-х это лучше, чем отстрелы 90-х. Это, скажем так, шаг вперёд: почти что «русский пейнтбол».

Не всё в постсоветской истории достигалось «вегетарианскими» политтехнологиями: были и октябрь 93-го, и странные взрывы домов в 99-м, и Ходорковский, и Беслан — как и не были универсальными схемы Виктора Луи. Но они, по крайней мере, — давали выбор, давали простор, «тянули класс вперёд», а не назад.

То, что сделал этот человек, нельзя пощупать и полистать, как фолиант Солженицына, нельзя этим пощёлкать и пострелять, как автоматом Калашникова. С точки зрения медийного бессмертия, сотворённое Виктором проигрышно, в отличие, скажем, от крытого рая потребления в «ИКЕА» или «Макдоналдсе», или даже московского «Третьего кольца». Он не «построил» и не «написал». Ну или, если угодно, он «написал» — другой менталитет власти, «построил» — иное самоощущение нации в мире.

Не только это, но и многое другое из «наследия» Виктора Луи успешно пережило советский строй и КГБ, укоренившись в современной России. Скажем, та же тактика «пробных шаров» или технология «клона противника»: когда некий организм (человек, сообщество, организация) создаётся и искусственно вылепляется по образу и подобию враждебной среды, после чего в неё внедряется с предоставлением широкой свободы действий до поры до времени, а потом активируется. Так, по данным, заслуживающим доверия, при участии «компетентных людей» была в конце 80-х создана Либерально-демократическая партия (ЛДП СССР), ставшая затем ЛДПР.

Смысл операции: не можешь предотвратить возникновение настоящей оппозиции — создай «свою». Эта, «своя», будет тоже играть в оппозицию, но — пока тебе это надо.

В 90-е и 2000-е годы эту партию-структуру не раз задействовали и как «внутреннего Луи», изучая посредством неё «пробники» новых непопулярных мер, инициатив, законов. В этом смысле Виктор Луи был для таких проектов «матричной моделью», первоиспытательным стендом.

Но самое главное от Луи — даже не это.

Долгое время в московском аэропорту Шереметьево-2, из которого он сделал столько вылетов, ничего не менялось: уж прошла Олимпиада, к которой его строили финны, закончился застой, захлебнулась перестройка, сменилась страна, а «второй шарик», как его называет журналистская братия, всё оставался заповедником прошлого, «парком советского периода эпохи попытки неудавшейся модернизации».

Особенно потрясала одна неприметная деталь: на прилёте, перед паспортным контролем, стояли стойки с бланками таможенной декларации, форма которых была утверждена чуть ли не при позднем Хрущёве. Бланк отпечатан чумазой типографской краской на серо-жёлтой, с прожилками, бумаге: добро пожаловать, типа, в Советский Союз…

Мало кто читал его, бланка, содержимое. Так вот, в одном из пунктов была графа (цитата вольная): «Имеете ли при себе ценности, драгоценные металлы, иностранную валюту, советские рубли, облигации государственного займа…?». «Облигация» по-английски — bond, но в английском варианте, тогда же, видимо, при Хрущёве, допустили опечатку, прожившую десятки лет и явно пережившую тех, кто её допустил. Вместо bonds of Soviet government красовалось bones of Soviet government, по-русски — «кости Советского правительства».