Читать «Королева эпатажа» онлайн - страница 176

На следующую ночь ему вновь было предписано отправиться к дому Панютиной, дабы наконец‑то учинить поджог. На сей раз вместе с ним барыня послала крепостного конюха (к конюхам Дарья Николаевна питала страсть особенную, недаром всех своих любовников называла жеребцами) Сергея Леонтьева.

— Если же вы того не сделаете, то убью до смерти, но Палашку Панютину все равно со свету сживу! — пригрозила Дарья Николаевна.

Конюхи хорошо знали свою барыню‑сударыню, однако, лишь дошло до решающей минуты, они снова убоялись греха и не решились поджечь пороховой состав. То есть Иванов уже был готов на все, однако Леонтьев его отговорил. Холопы вернулись к барыне, наврали, что сделать приказанное никак невозможно по причине многочисленных сторожей, которые денно‑нощно ходят дозором вокруг панютинского дома, — и были, конечно, биты батогами. Впрочем, они могли утешаться тем, что не взяли греха на душу.

Дарья Николаевна меж тем рвала и метала, задыхаясь от жажды мести и не зная, как ее осуществить. Ежели нельзя поджечь и взорвать дом, значит, следует измудрить что‑нибудь иное!

Между тем Николай Тютчев уже обвенчался с Пелагеей, и молодожены собрались отправляться в в Орловскую губернию, в Овстуг. Вызнав, в какой день они поедут, Дарья Николаевна рассудила: обидчикам ее не миновать ехать по Большой Калужской дороге, мимо салтыковских имений. Да ведь только дурак не воспользуется таким удобным случаем! Проведя рекогносцировку местности, Дарья Николаевна приказала устроить за Теплым Станом засаду, куда отрядила нескольких дворовых, вооруженных ружьями и дубинами:

— Как только капитан проедет из деревни в поле, нагнать, разбить и бить до смерти!

Между тем выпоротый конюх Алексей Савельев, с трудом оклемавшись, призадумался о своей дальнейшей жизни и понял: терпеть выкрутасы обезумевшей своей барыни у него более нету сил. Беспрестанно чинимое в Троицком, в Теплом Стане, да и в Москве кровопролитие и жестокосердие обрыдли ему. Он знал, что больше не сможет исполнять лютых приказаний помещицы, однако быть засечену насмерть ему тоже не хотелось. А потому Алексей Савельев (он, один из немногих салтыковских людей, кое‑как знал грамоте) изготовил подметное письмо и подкинул его в окошко того самого дома, который несколько дней назад отказался взрывать.

Когда Тютчев разобрал каракули, которыми был измаран целый листок, он решил не полагаться на счастливый «авось», а кинулся к властям. Конечно, Тютчев знал, что такое судебная волокита, знал он также, сколько «волосатых рук» поддерживают его бывшую любовницу в Сыскном приказе и полицмейстерской конторе. Однако в то время по Москве уже стали бродить пусть пока досужие, непроверенные, но уже очень страшные слухи о «людоедице Салтычихе», которая отрезает груди у своих крепостных девок, жарит их и ест на завтрак, а потому была надежда, что к просьбе спасти благородного человека и его жену от этого чудовища в человеческом обличье власти отнесутся со вниманием. Тютчев подал челобитную в Судный приказ и испросил себе с женою конвой «на четырех санях, с дубьем».