Читать «Концлагерь «Ромашка»» онлайн - страница 6

Нужно сказать и о девушках. Парни и девочки в «Ромашке», как и по всей стране, учились раздельно. Парней у нас было раз в шесть больше – психологи Департамента бойскаутских лагерей доказали, что девочкам тяжелее переносить лагерные условия, и большинство их воспитывалось в пансионатах и специальных церковных школах. Подозреваю, их бы и вовсе не было в лагерях, если б не то соображение, что парням надо хоть как-то привыкать к виду и поведению женщин. Разумеется, содержание в лагерях парней и девушек в пропорции 6 к 1 на пике пубертата нередко приводило к напряжённой обстановке в казармах и на уроках – не проходило недели без нового случая насилия – на что Департамент, по большей части, закрывал глаза, потому что за всеми не уследишь и всех в карцер не пересажаешь. К тому же, самые сильные и активные парни – от природы естественные лидеры, и они следили за порядком в своих классах получше любых надзирателей.

У старших бойскаутов в бойскаутских лагерях случались и трагические любовные романы – поскольку всякая контрацепция в лагере запрещена, а аборты караются вплоть до пожизненного заключения, забеременевшей девочке 14–17 лет приходилось покидать лагерь и уезжать (обычно в другой регион, от соблазна подальше) в богадельню для мамочек (вообще-то официально эти заведения назывались «ясли полного цикла», но в разговорах их называли ещё и пожёстче – например, «тюрьмой для дырок»), где девушка до 2 лет нянчила ребёнка, а затем его забирали в бойскаутский лагерь, потому что одиноким матерям воспитывать детей запрещалось, разрешалось только семейным. Саму же девушку могли задержать в богадельне и до двадцати, и до двадцати пяти лет – чтобы она нянчила уже чужих детей. Некоторые так и оставались при этих заведениях на всю жизнь.

Кроме того, ребята в лагерях скучали без родителей. Все как-то с этим справлялись, хотя бывало непросто. Легендами лагеря становились рассказы о счастливцах, которым удалось выбиться в люди, в элиту, и получить всеми правдами и неправдами доступ к медицинской тайне, узнать имена своих настоящих родителей, приехать к ним, какие бы они ни были, или иногда (это очень грустные истории) взглянуть на их могилы, посмотреть на дома, где они жили, достать на память фотографии. У каждого из ребят была такая любимая история – со счастливым концом, не очень или совсем печальная. Многие даже выдумывали имена своим воображаемым родителям и придумывали воображаемые же биографии, чтобы проще было жить.

При всём этом, обстановка в у нас в «Ромашке» царила довольно дружелюбная и смиренная. Каждый день мы просыпались в семь утра. Я делал короткую зарядку, мылся в душе и съедал три бутерброда, а уже в семь сорок надо было в отглаженной и чистой форме, с аккуратной причёской идти на утреннюю линейку.

Линейка стартовала в восемь утра – выстроившись в стройные ряды по росту и возрасту, мы со скучающими лицами наблюдали за торжественным поднятием флага и чуть более бодро горланили гимн (бойскаут, замеченный с закрытым ртом или поющий не все слова, отправлялся в карцер на сутки за подрыв дисциплины). После торжественной части наступала нравоучительная: Георгина Матвеевна, чеканя шаг по плацу, как заправский полковник, объясняла нам, зачем мы родились на свет – приносить пользу, пользу, пользу Родине. Каждое утро она находила, чем нас пристыдить за безделье и сибаритство: то замечала, что каждый бойскаут обходится государству в двадцать долларов в день, из которых даже мы, старшеклассники, отрабатываем только десять, то сообщала, что Департамент передумал снабжать «Ромашку» новыми ноутбуками, потому что в этом году бойскауты нашего лагеря не смогли так же хорошо отличиться в олимпиадах по физике и истории, как в предыдущем. Повод выругать нас находился всегда.