В каком году – рассчитывай,8 какой земле – угадывай,На городском бульварчике Сошлись под вечерокСемь выгнанных чиновников,Отчисленных начальников,Правителей, грабителей Народной нищеты…Под липою развесистой,На лавочке окрашенной,По старшинству, по выслугам Уселися рядком.Кряхтят… Глазами мутнымиОбводят всех гуляющихИ с мундштуков черешневых Сосут табачный дым.Подходит к ним развалистоСтарик в холщовом кителе,В ботфортах препоясанных, В фуражке боевой.Глаза его на выкате,Усы его с подвескамиИ палка сучковатая В мозолистой руке.Чиновники раздвинулисьИ дали место новомуСоратнику бульварному. Садится… Все молчат. Читали, – басом выпалилСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою,— Сегодняшний приказ?Правитель канцелярии,Иван Иваныч Хапанцев,Уволен по прошению От должности своей… Иван Иваныч? Батюшки!..И новость скандалезная,Как шилом, приподняла их С окрашенной скамьи. Иван Иваныч Хапанцев…Не он ли осторожнейший,Не он ли гениальнейший Меж нами был делец?Он сам дарил чиновников,Он сам сменял начальников,И вдруг ему капут. За что такое времячкоЗастигло нас тяжелое?Дохнуть нельзя чиновнику —Ложись и помирай!.. Иван Иваныч!.. Бедненький…Ведь это осторожнейший,Ведь это гениальнейшийЧиновник… Ах, как жаль! —Вам жаль? Его – мошенника,—Вновь, как из бочки, выпалилСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою,— Я выгнал бы давно!..Иван Иваныч Хапанцев,Бесспорно, осторожнейший,Бесспорно, гениальнейший Меж вами был паук.Вы все сбирали крупными,А он себе тихохонькоИ с нищего, прохожего Абаз последний брал.За корпус и гимназиюВы брали бы три радужных,А он мне дал стипендию За тридцать два рубля.Но все ж его грабителемМогу назвать по совестиВсегда, везде, при всех. А служба наша царская,Обязанность гражданскаяИ правда современнаяНе терпят уж воров. Да и о вас, почтенные,Хотя вы мне товарищи,Скрывать не стану истины —В Сибири место вам!.. – Кого в Сибирь? За что в Сибирь?!Окрысились чиновники,Как совы встрепенулися,Кричат на все лады. – Вы криком беспорядочным,—Начал уже октавоюСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою,— Меня не испугаете:Я старый воробей.Хотите слушать истину —Я вам ее поведаю Сейчас же без прикрас.И сами вы уверитесь,Что вам, друзья любезные,За все дела служебные В Сибири только жить.Вот ты хоть, Голубятников,Взгляни ясней на прошлое:Каким путем-дорогою Ты угодил под суд?Родился чуть не за морем.Приехал к нам с родных степейВ страну лесов, в страну зверей — Признайся-ка, зачем?Не доблесть ли гражданская,Не служба ли отечествуВ такую даль туманную Тебя влекли? Ничуть!..Не знал, куда на родинеСвою склонить головушку,Приниженный, обиженный И богом и людьми;Озлобленный, оборванный,Едва-едва лишь грамотный,Ты в этот край «погибельный» Пустился на авось…И что ж? Успех огромнейший!В то время незабвенноеЦенили очень дорого Таких плутов, как ты.Начав почти со сторожа,Сгибаясь в три погибели,Змеей вползая в щелочки, Ты быстро шел вперед.Страстям покорный низменным,Ты нивы благодатныеТоптал ногами грязными Усердно, как лакей.Без чувства благородногоВезде, у всех и каждогоТы чувства благородные Старался подорвать.Как враг объединения,Любви и примирения,Ты внес в среду народную Лакейство и разлад. Чего плестись сторонкою,—Метнулся ГолубятниковИ, головой мотаючи, Бессвязно стал визжать:Сорока белобокаяСильнее празднословием —Ты факты мне подай! – Изволь, изволь, любезнейший, —Держал ответ с улыбкоюСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою,— За фактом не стою.Считай: в селе НееловеТы Фомку КонокрадоваЗа лошадь иноходную Назначил старшиной;Писцом села Дырявина,Пустопорожней волости,Назначил ты острожника За бурку и башлык;Поймав почтограбителяИ сняв с него дознание,Ты с ним вошел в компанию И взял в задаток шаль;Писцов своих записывалТы в конную милициюИ сам их содержание По штату получал;С наград и содержанияПодведомстных чиновниковУдерживал, как должное, Двенадцатую часть… Ах, батюшки!.. Совсем чудак…—Тут взвизгнул Голубятников:И знаки уважения Считает он за грех!. Га! Знаки уважения…—Загоготал неистовоСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою, Покручивая ус.—Изволь, изволь, любезнейший,Тебе поверю на слово,Но это все ведь присказки, А сказка впереди.Едва, едва фамилиюСвою умел подписывать,А тут талант писательский Ты обнаружил вдруг.По селам и урочищамУезда ТерпигореваПлоды своей поэзии С курьером рассылал.Твой приговор общественныйПо полноте и замыслуНавряд найдет соперника В поэзьи мировой.Народные традиции,Поверия, обрядностиРазрушить не задумался Ты почерком пера.Для проявленья радостиИ горя не замедлил ты,Под страхом разорения, Создать один шаблон.Параграф за параграфом,Как птицы перелетные,Тянулись вереницею, Выкрикивая: штраф!.. Кто стянет из-под курочкиЯичко полутухлое,—Параграф усмирительныйТы вставил в заключение,— Того вдобавок сечь».И эти нарушенияЗаконов государственныхТы в селах Терпигоревских Заставил подписать. А если кто откажется,—Писал приказ ты с нарочным,—Того связать и тотчас же Ко мне!.. Он бунтовщик!»И приговор общественныйПо селам и урочищамУезда Терпигорева Был принят, как закон.И тень лишь подозрения —И с мала и с великого,Толпе на посмеяние,Народу в посрамление, Ты стал снимать портки.И штрафы вереницею,Как птицы перелетные,Отвсюду потянулися В бездонный твой карман.И этой верой-правдоюТы в центре Терпигорева,Как вызов правосудию, Воздвиг кирпичный дом.И к вдовушке безвременноУсопшего начальникаНа долг двадцатитысячный Ты вексель предъявил.И все б сошло, как должное,Но жадность непомернаяИ подати казенные Хотела поглотить…Вот тут тебя и сцапали,Вот тут-то ты и съежился…И жаль, что не спровадили Тебя на Сахалин». Да, жаль, что не спровадили,Заерзал ГолубятниковИ, головой мотаючи, Добавил – Право, жаль…Чем у себя на родинеСреди друзей-приятелейСносить лишь оскорбления, Так лучше – Сахалин.И грустью беспредельною,И мыслью безотрадною,Как тучей беспросветною, Подернулись глаза;И зонтом парусиновым,Гпубоко опечаленный,Безмолвно, бессознательно Он стал ширять песок. Ну, ну прости, любезнейший,—Смеясь, прервал молчаниеСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою: – Прости, – я пошутил.Хотел лишь по-приятельскиС тобою позабавиться,А ты уж и насупился. Ну, полно, говорю…Известно нам доподлинно,Что парень ты бесхитростныйИ на скамью грабителей Ошибочно попал.—И он рукой мозолистой,Загоготав неистово,Поникшего приятеля Похлопал по плечу.И речь его игриваяПонравилась чиновникам,И все они улыбочкой Почтили старика. А ты чего оскалился? —Свернул он неожиданноК соседу праворучному, К Подлизову Кузьме.И сладкая улыбочкаПод взором вызывающимИсчезла, как видение,— Мой Кузька заалел. Грехи, грехи тяжелыеДостались нам в наследиеОт первых прародителей,— Старался он шутить: И кто из нас, наследниковАдамовых и Евиных,Свободен в убеждениях? Безгрешен только бог… Завидную теорию,—Заговорил октавоюСтарик в усах с подвесками,— Вы создали себе.Но в этом снисхожденииК неволе человеческойНемного оправдания Для воров и плутов.А вот тебе, любезнейший,Надежды на спасениеЗа пошлость виртуозную В талмуде даже нет.Едва ли не с рожденияТы зависть неусыпнуюИ злобу ненасытную Воспитывал в себе.Под маской миролюбияЛишь чувства озлобленияТы к людям без изъятия Предательски таил.Улыбкой изощренноюИ лаской лицемерноюТы сердце незлобивое К себе располагал.Затем его довериеИ теплое участиеДля целей мерзкопакостных Топтал и попирал…Но речью отвлеченноюВниманье просвещенноеПочтенных собеседников Не буду утомлять:Подробной анатомиейСердчишка загрязненногоЯ воздух упоительный Не буду насыщать.Я память ослабевшуюВерну лишь к обстоятельствам,Имеющим значение Немалое для нас.Окончив курс училищаВ селе Неурожаеве,В сельское же правление Ты поступил писцом.Таланты не замедлилиТотчас же обнаружиться:Подложной перепискою Ты наводнил уезд.Но тесной показаласяАрена подвизания,Карьера незавидная Дурачить мужиков.Надеясь на способности,Ты перешел в губерниюИ в должности сверхштатного Три года проскрипел,Три года был помощником,И наконец зачислилиТебя столоначальником… Мой Кузька зашагал.За тридцать лет служенияСмиренного усердияИ всякого «способия» Ты власть заполучил,И мысли затаенные,И думы сокровенныеНа воле беспрепятственной, Как розы, расцвели:Квартирами казенными,Холодными и теплыми,Ты без зазренья совести Принялся торговать;Правления и должности,Смотря по их доходности,Ты ворам и грабителям В аренду стал сдавать;И грошики арендныеЗа пастбища, угодия,Леса, лиманы рыбные, Озера и прудыВ сундук твой несгораемый,Ошибкой непонятною,Слетались, как к волшебнику, Волшебные рубли.Наука современнаяИ светочи познанияНайти в тебе сочувствия, Конечно, не могли:Делишки нечестивыеПитаются потемками,И умопомрачение Для них, что пчелам мед.И начал ты, любезнейший,Под разными предлогамиС народным просвещением Позорную борьбу.Доносами фальшивымиТы выжил представителейНаук сельскохозяйственных Из сел и деревень,А их места и должностиПродал своим сподвижникам,—Сельская экономия, Попала в твой карман.Пошли потом гоненияНа сельские училища:Слизнул ты безнаказанно Лишь пять начальных школ;Зато, признав рассадникомКрамолы в ТерпигоревеУездное училище, Ты скушал и его.Когда же из гимназииЗа лень и тупоумиеПрогнали Митрофанушку — Сынишку твоего —Ты даже и гимназиюПризнал для населенияТлетворным учреждением,— Прихлопнул и ее.По счастью, и ревизияНагрянуть не замедлила,—И вот, тебя, голубчика, Прикрыла самого…Блеснул зарей багряноюТут взор правофлангового,Ивана Зуботычева — Подлизову КузьмеОн был большим приятелем,Любил его побаловать,Любил ему потворствовать… Ванюха рассерчал. Зачем же, брат, напраслинуТы взводишь на товарища,Как на злодея лютого?— Прервал он старика: Так поносить почтенногоКузьму Пантелеймоныча,И так уж загрязненного, Безбожно и грешно.Начальные училищаОн закрывал, поссорившисьС училищной дирекцией, И он не виноват,—Директор вольнодумничалИ сельские училищаВ притоны вольнодумия Нарочно обращал.Сместит ли он учителя,Пошлет ли заместителя —О них директор рапортом Кузьме не доносил.Кузьма не по-народномуСлужил хоть просвещению,Но все ж среду народную Не он ли сторожил?Известно нам, тем более,—Гимназию в Болотове,И школу в Терпигореве Закрыло «обчество».—Загоготал неистовоСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою, Покручивая ус. Я очень рад, любезнейший, —Ответил он октавою,—Что ты Кузьме Подлизову Не хочешь изменить.И он тебя, голубчика,В минуту жизни труднуюПод градом правосудия Частенько выручал.Не мало мы морочилиПочтеннейшую публику…И что за глупым козлищем Далось вам обчество?! Кому далося козлищем?! —Взъерошился Иванушка: Пожалуйста, к Подлизовым Меня не причисляй!Хотя мы с ним приятели,Калехи по училищуСела Неурожаева, Но я с ним ни-ни-ни! Ах, Ваня, Ваня, Ванечка, —Заметил укоризненно!Кузьма Пантелеймонович — Какой же ты подлец!С тобой-то мы, сердечные,Не год, не два, как в сказочке,И горести, и радости Делили пополам.И наша неширокаяДорога разветвилася,Когда уж с генеральшею, Ты закрутил роман.И как могла так втюритьсяОсоба с воспитаниемВ болвана беспримерного — Ума не приложу.Наперекор традициям,И вопреки приличию.Пришлось оставить барыне И мужа, и детей. Зачем дела семейные, —Прервал его с усмешкоюСтарик в усах с подвесками,— Публично поносить.Я лучше вам поведаю,Как стала эта барыняИвану Зуботычеву Дорогу пролегать.Припомни-ка, Иванушка,Каким огромным дурищемМеж всеми сослуживцами Ты выглядел всегда!С каким же самолюбиемИ гордой непреклонностьюСмотрела эта барыня На строгий суд толпы!С тобою, горемычная,Три года целых мучилась,Чтоб ты, хотя по праздникам, Сморкаться стал в платок.Какая ж масса времени,И мужества, и стойкостиС ошибкой непростительной Убито на тебя!Но все ж привычки хамские,Как родились с Иванушкой,Так и умрут, наверное, С Ванюхой удалым.Но баба-неудачница,Тигрица кровожадная,Ни пред каким препятствием Она не постоит.И стала наша барыняДля достиженья в обществеБылого положения Изыскивать пути.Она, как баба умная,Смекнула, без сомнения,Откуда к брату нашему Вольготней подойти.В то время незабвенноеМышиные жеребчики,За ласку мимолетную И беглый поцелуй,Бросали безнаказанно,Как краденое золото,В башмак пикантной барыньки Присягу, долг и честь.И этих-то жеребчиков,Как и везде, в БолотовеТакое было множество, Хоть вешай каждый день.С коварною политикой,Умело и обдуманно,На них-то наша барынька Открыла свой поход.Законами стратегии,Секретом нападенияИ всей фортификацией Владела так, как я.И ласками и глазками,Улыбками, ужимками,Она умела вовремя Удары наносить.Ликерами, наливками,Солением, варением,Она умела вовремя Попотчевать «врага»:Лакея ли, швейцара ли,И кучера, и дворника,Мышиного жеребчика Умела приласкать.И, как в волшебной сказочке,Из рога изобилияНа голову Иванушки Посыпались чины,Награды, повышенияПо службе и по должности…И Ваня удивляется: «Откуда мне сие?»И Ваня ухмыляется,Что быстро подвигается,И даже в восхищении Сморкается в платок.И миру православному,На диво невиданноеИвану Зуботычеву Дают большой уезд.Три пары коней впряженыВ карету восьмиместную —По полю, полю чистому Несется наш Иван.И с гиком беспорядочным,Пальбой и джигитовкоюЗа ним несутся всадники, И пыль стоит столбом.И села, и урочищаУезда БезотрадногоВстречают Зуботычева — Выносят хлеб да соль…И к люду православномуВыходит, подбоченяся,Высокий, статный молодец, Ванюха удалой.И шапка нахлобучена,И брови понахмурились,И ноздри порасширились — Начальство ведь Иван!И обчество с покорностьюПри виде этой строгостиПред Ваней преклоняется Почти что до земли. Ну, как живете, можете?—Он держит речь к собранию,И все ему ответствуют: —Покорно балдарим… Я рад, я рад, ребятушки,Смягчается Иванушка,—Что все у вас в исправности… Покорно балдарим!..И люди православныеПриходят в умиление,Что лучшего начальника Не знали никогда. Вот, ваше выскородие, —Тревожат уже жалобойИвана Зуботычева Седые старики —В село-то наше бедноеИдут иногородние —Не знаем, как избавиться — Земли-то у нас нет…У них работа спорится,И хлеб их лучше родится,И глаже их худобушка… Не знаем, как и быть?!Дают сполна арендные,И должностным и писарюВсегда творят повинности, А все богаче нас…Отец, кормилец родненький,Воззри на нашу бедственность,Будь нашим благодетелем — Как быть нам – научи!.. Как быть?.. – и Ваня хмурится —Как быть? – пишите приговор,И их, бродяг, мошенников, Из сел гоните вон!..И люди православныеПриходят в умилениеИ говорят так искренно: – Покорно балдарим.Садится снова козыремВ карету восьмиместнуюИ вновь по полю чистому Несется наш Иван.И с гиком беспорядочным,С пальбой и джигитовкоюЗа ним несутся всадники — Ликует наш Иван…Чиновники потупились…Хоть повесть непристойнаяВо всех ее подробностях Знакома им давно,Но шутки неуместные,Болтливость беспардоннаяИ правда беспощадная Смутили их совсем.В безмолвном исступленииГлядит на обличителяВанюха ошельмованный, Пыхтит, как паровик;И ноздри раздуваются,И под бровями грознымиЗрачки зеленоватые Вертятся колесом.Но вот, по старой памяти,В защиту Вани выступилКузьма Пантелеймонович,— Какой ни есть, а друг! Нехорошо, мне кажется, —Зачамкал он двусмысленно,Чтоб угодить и Ванечке И боевым усам —Нехорошо… СубтильныеДела своих приятелейНа воду родниковую Не надо выводить.Притом мы все, как водится,И хлеб и соль ИванушкиС немалым наслаждением Вкушали иногда…—Загоготал неистовоСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою, Покручивая ус: Ты прав, ты прав, любезнейший!Ответил он Подлизову —Мы хлеб и соль Иванушки Глотали день и ночь;Но это объедениеИ пьянство безвозмездноеДля Вани Зуботычева Была большая честь.Без них ему, наверное,Никто из нас, почтенные,На почве независимой Руки бы не подал.К немалому прискорбиюИ скатерть самобраннаяНе всем чревоугодникам Могла зажать уста.Не ты ли втихомолочкуПри всех удобных случаяхЗлословил Зуботычева,— Признайся-ка, Кузьма?А мы, – не правда ль, Ванечка?—Чем чаще вместе кушали,Тем больше и настойчивей Табак курили врозь.Но все ж могу по совестиТвоим делам общественнымВсегда воздать я должное Без злобы мелочной.При редком тупоумииВ народном управленииТы превзошел тактичностью Коллегу своего.Чиновникам подведомстнымИ писарям правленияДавал ты содержание Без вычета, сполна.Хотя места служебныеПорой, как милость барскую,Ты раздавал надежнейшим Лакеям, но за тоВ торжественные праздникиЛюбил ты представительствоИ дух объединения В народе развивал:В метель и стужу зимнююСзывал ты в БезотрадноеПод видом представителей Народных пауков;Засаленных, неряшливых,Ты их вводил торжественноПод звуки бальной музыки В общественный кабак.И вина разноцветные,Как море разливанное,И речи, речи льстивые — Лились всю долгу ночь.Кутили представители,Кутили, упивалися,Начальству небывалому Хваленье воздая…И Ваня ухмыляется,И Ваня наслаждается,И даже в восхищении Поет, кричит: ура!..Но Ваня не справляется,Что им и представительствомСовместно пропивается Общественный пятак.Какое дело Ванечке,Как достается обществуБокал объединения? Дают – бери и пей!Ведь в селах и урочищахУезда БезотрадногоТакое представительство Велося уж давно!..И не тобой начатое —Тобой лишь поддержалося;Народные обычаи Любил ты, – спору нет, —И знаки уваженияС почетных представителейТы брал, как исключение, Щадя лишь их адат.И кто тебе осмелитсяСказать, что вымогательствомИз лошадей отборнейших Составил ты косяк?За это снисхождениеК народному обычаюБезропотной покорностью Тебе платили все;А если проявленияИ были непокорности,То долго ль возмутителей Пресечь и укротить?!Приказами по волостиТы стариков заслуженныхБесславил, как крамольников, И гнал из схода вон.И в селах и урочищахУезда БезотрадногоТвои предначертания Встречали, как закон;Лишь чабанам засаленнымИ крупным лесопильщикамДавал ты аудиенцию При запертых дверях…Но брюхо наше грешное,Безмерно расширяйся,Не знает насыщения,— Провал его возьми!И в селах и урочищахУезда БезотрадногоБыл принят беспрепятственно Твой косвенный налог.С кабатчиком ДурмановымВошел ты в соглашениеИ с ним во всех селениях Духаны откупилИ люду православному,Как к храму просвещения,Одну дорогу торную К духану указал.И пьянство поголовноеОгнем всепоглощающимРосло и разливалося Рекой по деревням.Тяжелые, ленивые,К работе непривычные,Совсем, совсем забросили Хозяйство мужики.И как уж ни старалисяСтаршины и десятские —Деревни недоимками, Как лужи, зацвели.Сменялись и десятские,Карались и чиновники,А подати подушные Никак не соберут!..И дал ты предписание,Чтоб меры энергичныеПо селам и урочищам Немедленно принять.И стали с дикой ревностьюСтаршины и десятскиеПоследний скарб крестьянина Кабатчику сбывать.И это разорениеМужик бы, верно, вытерпел,Да бабы голосистые Безумолку ревут…Старшины подстрекательницНачали «парить веником,»Мужья их заступилися… Бунтуют мужики!..Вот тут-то и чиновничекС секретным предписаниемНагрянул в Безотрадное, Как мартовский снежок…Не выдержал Иванушка:Вскочил он, подбоченилсяИ гаркнул зычным голосом: – Замолкнешь ли, усач?!—И дрогнули чиновники,И липа покачнулася,И листья изумрудные Посыпались дождем. Ну, ну, – ответил с хохотомСтарик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою: – Молчу, молчу, молчу…Напрасно ты щетинишьсяОбщественному мнению:Я о тебе ведь нового Ни слова не скажу;А голос правосудияС трибуны беспристрастияНазваньем подобающим Тебя уж оклеймил…Даюсь лишь диву дивному,Как вас, друзья любезные,При ваших ухищрениях Переловил закон!Иван и Голубятников,Подлизов, даже ХапанцевСтрадали недомыслием, —Ну, а вот ты, Рубков? —И током электрическимПо жилам, по поджилочкамСоседа леворучного Прошел его вопрос.Рубков – чиновник пухленький,Лицо, как роза майская,Глаза, как мыши в норочках, По пояс борода,—И как пред казнью лютоюГлаза блеснули ужасомИ краску бледность смертная Согнала вмиг с лица.Рубков чиновник с выдержкой,С бонтонным воспитанием,Картавит не без грации: Чегек, бокаг вина!Порывы увлечения,По месту и по времениУмеет регулировать, Как клячу водовоз.И здесь из замешательстваОн вышел победителем:Ни словом оправдания Он не почтил вопрос.Лишь взором умоляющимВзглянул на обличителя,И чуть заметно дрогнула Над правым глазом бровь…Безмерно разговорчивый,Старик в усах с подвескамиИ с сучковатой палкою Доволен был и тем.Болтливый по призванию,Он ищет собеседника,Как камень терпеливого, Немого, как форель. Моргать, дружище, нечего! —Вдруг гаркнул он придирчиво,—И что за оправдание, Кривляться и моргать?Манера непристойная!Не ты ли воспитаниемПред всеми сослуживцами Кичился и… фи-дон!В каких ты разновидностяхНа сцене подвизанияНе изощрял способностей Своих, как виртуоз!И было чем похвастаться!..Таланты разнородные,Как в луже инфузории, В тебе кишмя кишат.Живучесть их кошачая,Значенье их немалое,Заслуги их пред родиной Толпе не оценить.На поприще художникаТы поставлял начальницамУзоры вышивания И метки для белья,Резцом владея скульптора,Дарил ты самодельнымиИгрушечными саклями Начальничьих детей.Одна богиня музыкиК тебе по недомыслиюЗатылком повернулася — Рубков не музыкант!Но дело поправимое —Ты в слободском училищеИз мужичков чуть грамотных Образовал оркестр.Дудят, пищат и щелкаютТолпе на удивление,Тебе на повышение, На горе лишь отцам.Несут они повинностиДля школы той немалые,Чтоб слить науки разные В один «Персидский марш».Являясь председателемДырявинского обществаЗаконных истребителей Пернатых и зверей,Ты слободского школьникаИзбил нагайкой до кровиЗа то, что он на площади Поранил воробья;Тогда как, в назиданиеДырявинскому обществу,Ты дичью запрещенною Питался круглый год.В народном управленииТы был таким же гением,Каким был, без сомнения, Ванюха удалой.Адаты и обычаиДались тебе до тонкости,А дело представительства Для вас – волшебный клад.Все годовые праздники,Начальство и ревизию,Непрошеных и прошеных» Знакомых и родныхТоржественно, напыщенноВстречал ты с представительством,И все расходы праздника Охотно нес народ.Пути ли сообщенияИсправлены меж селамиХозяйственными средствами, Засажен ли бульвар,Общественные пастбища,Леса ль в аренду отданы,—Зови гостей из города, Гуляй, кричи – ура!И пили представителиВ шатрах из яркой зелени,Начальству и строителям Хваленье воздая.Зато уж о ревизииМирских казнохранителейНикто из представителей И пикнуть не посмей.Систему вымогательстваИ виды расхищенияСельского сбережения Ты применил с лихвой.Любитель этнографии,Знаток старинной утвари,Ты для музея нового Открыто грабил всех.Занявшись джигитовкою,Из полукровных аглицких,Адату не препятствуя, Ты сколотил табун.Зато в среду народнуюТы внес цивилизацию,—Плодами просвещения Объелись мужики.Мирскими сыроварнями,Мирскими лесопильнямиРасстроил ты мякинные Желудки их вконец.Как призрак Змей-Горыныча,Теперь еще им чудитсяОдно названье лютое — Общественный завод.А как мечтали, глупые,Разбогатеть заводами!..Чего, чего лишь в будущем Им не сулил, ты, плут! Уж в первый год излишкамиВнесем в казну повинности,А там пойдет…» – Поверили! Дают все, дураки!Явились немцы «умные»,Пошла работа дружная,И денно-нощно гикают Пронзительно свистки.Несется быстро реченька,Широкая, обильная,Га реченька молочная, В общественный завод.В подвалах, словно в лавочке,Битком набиты полочкиЗаморским сыром, – вот оно Мужицкое добро!Несется быстро реченька,Несет леса сосновые —Казенные и частные — В общественный завод.Пилите шибче, пилочки,И дайте нашей волостиТруды и гроши кровные Скорее возместить.И ждут… настанет времячко,Что ты за них излишкамиВнесешь в казну повинности… Потеха да и все!Тогда лишь только глупые,Очухались и поняли,Какую шутку пошлую Ты с ними разыграл,Когда уж было следствиемФормально установлено,Что все заводы выстроил Кабатчик Бурсаков.И этим проявлениямТалантов и способностейНемало протежировал «Писательский талант».Послышалось хихиканьеМаксима Лизоблюдова,Известного редактора Позорного листка. Хи-хи, талант писательский!Он не смолчал по принципу,—Рубков талант писательский!..— И закатился вновь. Так что же я, по-твоему, —Задал вопрос МаксимушкеСтарик в усах с подвесками,— Выходит, значит, вру? -Зачем же… нет… я только так…Залебезил Максимушка, —Рубков писал отчетности Обедов и чаев… Отчетности? Вот то-то же!—Загоготал неистовоСтарик в усах с подвесками,— Выходит – он талант!Я знаю вас, писателей!Признать в другом способностиК газетной публицистике — Для вас булатный нож.Отчетности!.. А мало их?И что тебе обидного?Равнять Рубкова, кажется, Не думал я с тобой.Ты публицист уж признанный,И «Ведомости мерзкие»Такого литератора Не скоро залучат.Букетом специфическимИ краской возмутительнойГазета Людоедова Обязана тебе.Ее передовицамиИ письмами из-за моряТы кинул грязью в общество И осквернил печать.Талант неиссякаемый!Перо неистощимое?И Яше-юродивому Далеко до тебя.Хотя у Яши пасквилиС неменьшим обобщением,Но краской либеральною Его прикрыта ложь,И бранью юродивогоНе всякий возмущается,—Его задача явная: За строчку взять пятак.Совсем другие замыслыРуководят бессовестноПером твоим разбойничьим — Ты страшный карьерист.И в скорости, наверное,Попал бы ты в сановникиС Семеном Людоедовым, Когда б он не слетел.Напрасно, брат, ты тужилсяХвалить его энергиюИ меры репрессивные,— Увы! всему капут!Обидным показалосяСемену Людоедову,Что неуместно треплется Персоны его честь,—Вскочил он на скамеечку,— Он роста был аршинного)Сердито топнул ножкою И крикнул: «Замолчать!»И замерли чиновники…Изломанная талияСемена Людоедова, Его задорный нос,Папаха заостренная,Уста полураскрытыеИ, как у мопса старого, Стеклянные глаза,Аршинный рост, надменный тон —Все это, без сомнения,Заняло на мгновение Седого усача.Привстал он, подбоченилсяИ, взглядом испытующимИзмерив Людоедова, Принялся гоготать.И это гоготаниеНастолько было жизненно,Что ломовые лошади За ним начали ржать. Ой, уморил!.. Ой, пощади!..Ай, да Семен!.. Вот удружил!..—Стонал старик неистово, Хватаясь за бока.И это добродушие,Как будто солнце ясноеВ помоях, отразилося В чиновничьих глазах.И лица омраченныеНевольно прояснилися,Невольно зазмеилися. Улыбки на устах.Смеются безбоязненноКак в писарской чиновники…На что Кузьма – и тот себе Хихикает в кулак.Безмерным озлоблениемКипела грудь «могучая»Семена Людоедова,— О, если б!.. Но, увы!И память неизменнаяШепнула Сеньке Грозному,Что время переменчиво, Что он теперь ничто.И понял глупым разумомТут Сенька необузданный,Что нарушенья всякие Клоповником грозят,Он стиснул зубки острые,Вернулся к месту прежнему,Надвинул шапку на брови, Замолк и засопел… Эх, Сенька, Сенька, – вымолвил,Осилив гоготание,Старик в усах с подвесками,— Ты все такой, как был.Пора забыть бы староеИ с новым положениемДавно бы время свыкнуться, Чтоб горло так не драть.Ведь правда не пугаетсяНи гика басурманского,Ни бури сокрушительной, Ни вражьего меча.Я разбирал способностиТвоих соревнователей,А о тебе помалкивал,— Скандала избегал.Но ты по старой памятиДал волю ненасытномуИнстинкту пресечения Индустрии чужой.Но только не на робкогоНа этот разик, Сенечка,Напал ты собеседника, Что догадался сесть.А все же для компанииПриятной не мешало быПоведать из минувшего Странички две иль три.Возьми на час терпенияУ Вани ЗуботычеваИ слушай мою сказочку,— Ведь, благо, вызвал сам…В каком году – рассчитывай,В какой земле – угадывай,Богатства были всякие, Порядку же ни-ни!Народы разнородные,Начальство разночинное,Понять, как вавилоняне, Друг друга не могли.И цель их будто общая,Стремленья не различные,Меж тем, как раки, движутся Назад, а не вперед.Приказы циркулярныеИ силы непочатые,Как в дни столпотворения Мешаются в хаос.Причин несовмещения,Желаний одинаковыхВ работицу совместную Не мало, спору нет.Охотно поручил бы яМаксиму ЛизоблюдовуХоть раз по чистой совести О них заговорить;Но принцип Лизоблюдова,Как «Ведомости мерзкие»,Построен не на совести, А на корыстной лжи.И ради ЛюдоедоваПодвергнуть искажениюКакую хочешь истину — Максимке наплевать.А так как повесть мрачнаяНе терпит искажения,То мы уж Лизоблюдова Не будем утруждать.Но чтоб не портить сказочкуХолодным изложением,Я только здесь на главные Причины укажу.Живя в стране неведомой,Народы разнородныеИ речь вели по-своему На разных языках,И меж собой исконнуюВели вражду… Как водится,Пред сильными бессильные Клонили выю ниц.Но вот пришел из-за моряВ поля те первобытныеС литой стальною пушкою Могучий богатырь.Бессильные с охотоюПризнали в нем заступника,Надменных же он силою Заставил бросить щит.И рать свою несметнуюОн поселил меж селами,Чтоб между усмиренными Порядок поддержать.И роздал он в наследиеСвоим войскам все лучшиеПоля, леса стоячие За верность их и труд.И, горе побежденному, —Народы усмиренныеИ села разоренные Остались без земли.И, горе неразумному, —Народы полудикиеНичуть не беспокоились, Что земли их тю-тю.Расставив по урочищам,По весям и по волостямСвоих военачальников, Могучий богатырь,Умчался снова за море…Отсюда наша сказочка,Как из-под камня реченька, И стала вытекать.Причина, значит, перваяТеперь понятна каждому…И что за жизнь народная, Когда в земле нужда!Меж тем военачальникиПо дряхлой, видно; памятиПошли переиначивать Наказ богатыря.И вместо просвещенияНаукой и искусствами,Начали одичание Нагайкой изводить.И вместо береженияНародного довольствия,Начали грабить каждого И днем и по ночам.И вместо миролюбияИ чувства благодарностиВ сердцах народных сеяли Проклятье и вражду.Причина эта, кажется,Совсем немаловажная…Увы, друзья любезные, Причастны к ней и вы!Меж тем летело времячкоА, вместо благочиния,Росло лишь одичание В неведомой стране,Мудрят, ломают головы,Понять не могут за морем,Каким путем-дорогою Вселить в народе мир.Одно военачальникиВ своих доносят рапортах: Никак не можем справиться С преступным дикарем».И шлют тогда из-за моряЧто ни на есть сердитогоСтаршого, вместо прежнего, Попавшего под суд.Мудрит и он по-своему,Пока не проворуется…И так до бесконечности, Как сказка про бычка.Вот тут-то стала звездочкаСемена ЛюдоедоваГореть на небе пасмурном, Как сальник в чердаке.Ведь службу начал СенечкаВ заморской артиллерии,Верхом на пушке, бедненький, Поездил тридцать лет.В нем лютость непомернаяТогда уж обнаружилась,Тогда уж в озлоблении Он мог разгрызть ядро.Начальству не понравилосьТакое молодечество,И он, простившись с пушкою, Подался в писаря.Писал он в разных волостях,Но, всюду изгоняемыйЗа буйство, начал Сенечка Тужить и тосковать.Но вновь попал он за море,—Где для забавы княжескойЕго, как зверя лютого, Держали на цепи.Но звери кровожадныеЗабавны лишь до времениИ, как их не откармливай, Укусят все равно.Наскучил скоро СенечкаБоярам думским за морем —Не знали, как избавиться, Но случай им помог.Нежданно и негаданно,На счастье, иль несчастиеСтаршой страны неведомой Задумал умереть.И Сеньку ЛюдоедоваПослали заместителем…Событье чрезвычайное — Семену дали власть!
