Читать «Комедия против комедии, или Урок волокитам» онлайн - страница 11

Изборский. Чему ж ты смеешься?

Граф. Я? так — ничему. Достойные Мольера! Это бесценно!

Изборский. Что же кажется тебе тут странным?

Граф. Ничего, совершенно ничего. Достойные Мольера! Это забавно, очень забавно!

Изборский. Можно ли не восхищаться сценой между Пронским и графиней Лелевой?

Граф. Это правда, слушая ее, я зевал от восхищения.

Княгиня. Еще! Нет, граф, мне жаль уж бедного сочинителя! Зевать от восхищения — можно ли быть таким насмешником. Надобно сказать правду, попадись только вам на язычок...

Граф. Вы шутите, княгиня, — будто я так зол! Поверьте, что я...

Графиня (играя). Бет, сударь, бет, — прошу записать.

Граф. Что я гораздо милостивее многих говорю об этой пьесе — послушали бы вы моих знакомых.

Изборский. Я не понимаю, отчего вздумалось тебе и твоим приятелям укладывать нас спать, когда вся публика отдает должную справедливость этой пьесе.

Граф. Послушай, возьмем в посредники г-на Эрастова; он сочинитель, следственно, лучше может доказать, что вчерашняя комедия никуда не годится.

Эрастов. Извините, граф, я не совсем буду согласен с вами. Вы судите слишком строго. В ней проскакивали кой-где места довольно сносные, стихи вообще нельзя назвать совершенно дурными.

Граф. О, не говорите мне ничего о стихах. Сколько ни старался я заметить, но по сих пор не знаю, чем она писана: стихами или прозой.

Изборский. Тем лучше — следственно, стихи так плавно и легко написаны, что трудность размера и ударений в них совсем неприметны.

Граф. Фи, mon cher! как тебе не стыдно! Какие это стихи, если их можно читать так же легко, как прозу? Надобно, чтоб в стихах была всегда какая-то величественная шероховатость, которая придает им вид важный, а особливо в мрачных описаниях. Вот, например, один из моих знакомых читал недавно при дамах свое сочинение: лишь только он начал, то у всех, кто мог его понимать, волосы стали дыбом; в половине чтения сделалось многим дурно, а под конец одна дама упала в обморок и лежит теперь при смерти в горячке. Вот истинно пиитические стихи.

Княгиня. Ну пусть бы обморок, а то горячка! Нет, граф, эти стихи уж слишком хороши.

Изборский. Я до сих пор думал, что ясность есть первое достоинство стихов.

Граф. Ясность! ясность! Вот на чем помешались все эти господа; да знаете ли, что сказал один знаменитый писатель: автор не тем велик, что изъясняет, но тем, что должно в нем отгадывать.

Изборский. Поэтому в «Тилемахиде» каждый стих заключает в себе нечто великое?

Княгиня. Я вижу, что вы хотите замять разговор о комедии, но это вам не удастся. Г-н Эрастов, начали что-то говорить о ее недостатках.

Эрастов. Я бы никогда не кончил, сударыня, и для того замечу только главнейшие: во-первых, вся комедия имеет вид сатиры...

Изборский. Вы позабыли, сударь, Аристотель говорил, что сатира сделалась тогда поучительнее когда ее стали представлять на театре в виде комедии.

Граф. Аристотель говорит! Прекрасное доказательство! Аристотель мог быть учителем своих римлян, но мы...

Изборский. Он был грек.

Граф. Грек или римлянин для меня все равно — я знаю только, что все римские и греческие мудрецы не уверят меня, что вчерашняя пьеса может назваться хорошею.