Читать «Колька» онлайн - страница 18

Она тоже смотрела на него взглядом прямым, но ласковым и каким-то особенным, в котором объединились и проступали причудливыми обликами и боль измотанной души, и страх, и стыдливое признание своей человеческой слабости, и желание сказать сыну что-то сокровенное, и растерянность от незнания – каким образом сказать, как объяснить, чтобы поверил и понял. Она погладила Кольку по голове и улыбнулась ему, но вместе с улыбкой из глаз ее потекли большие блестящие слезинки.

– Да, Коленька, милый мой сыночек, мы люди сильные, трудовые, ответственные, молиться богу – это не для нас. Но сейчас, сам знаешь, время страшное – война. Люди там гибнут в боях целыми сотнями и тысячами. Это уже не то, что в мирное время… Тут уже и богу помолиться можно. Понимаешь? Мы же не просто ради чего-то, пустяка какого-то, мы ради того, чтобы родные наши живы остались.

Голос у мамы стал стонущий, просящий, жалостливый, будто бы эти ее слова и были уже молитвой. Она и смотрела на сына просящим взглядом, Колька заметил это, и в душе его сразу же вспыхнули и схлестнулись в противоборстве два противоположных чувства: жалость к тону матери и сопротивление смыслу ее слов. Он верил ей безоговорочно, он не мог ей не верить, но в то же время ему казалось совершенно невозможным, чтобы мама всерьез говорила о каком-то мракобесии.

– Папа на нас рассердится, если узнает, – сказал Колька убежденно, насупившись, и, помолчав немного, добавил еще: – И дед тоже рассердится.

– Нет же, сыночек, нет, они не рассердятся. Они нас поймут.

Колька по-прежнему смотрел на маму с удивлением.

– А если в школе узнают? – встревожено возражал Колька. – Антонина Тимофеевна тогда перед всей школой меня выставит на линейке. Меня же тогда из пионеров исключат! – Колькин голос становился всё напряженнее и взволнованнее.

Мама опять погладила Кольку по голове и несколько раз поцеловала его в лоб, а потом вновь прижала его голову к своей груди.

– Нет-нет, не бойся, сыночка, не надо бояться. В жизни так бывает, что-то очень странным кажется и непонятным. Жизнь – она такая, в ней многого сходу не понять, сначала долго думать приходится и сомневаться. Тут важно, чтобы добрые намерения у человека были, а у нас с тобой намерения добрые.

Колька продолжал сидеть молча, глядя в окно. Перед его мысленным взором сейчас проносились столик в мастерской с испорченной столешницей, лица отца и деда, серьезные и сосредоточенные, какими они бывают в то время, когда заняты работой и сидят, склонившись над верстаками. Затем они сменились группой солдат в длинных шинелях, бегущих с винтовками наперевес, как он видел однажды на одном из плакатов в школе. Те солдаты с плаката в своем беге направлялись на своих врагов, которых олицетворяли буржуй в высоком цилиндре и пенсне, помещик, сидевший верхом на лошади, и толстый поп с выпученными глазами и красным лицом. Тот самый поп запомнился Кольке именно своей глупой и огорошенной физиономией и сейчас опять вспомнился ему, когда мама сказала о молитве. Колька окончательно утвердился в своей мысли и, вскочив решительно с табурета, выпалил стремглав, будто опасался, что не успеет сказать этого: