Читать «Колымские рассказы. Стихотворения» онлайн - страница 396

Варлам Тихонович Шаламов

* * *

Копытят снег усталые олени,И синим пламенем огонь костра горит,И, примостившись на моих коленях,Чужая дочь мне сказку говорит.То, может быть, не сказка, а моленьеВсе обо мне, не ставшем мертвецом,Чтобы я мог, хотя бы на мгновенье,Себя опять почувствовать отцом.Ее берёг от мора и от глада,От клокотанья бледно-серых вьюг,Чтобы весна была ее наградой,Подарком из отцовских рук.И в этом остром, слишком остром чувстве,Чтоб мог его принять за пустяки,Я никогда не пользуюсь искусствомЧужую грусть подмешивать в стихи.И сердца детского волнение и трепет,И веру в сказку в сумрачном краю,Весь неразборчивый ребячий лепетНе выдам я за исповедь свою.

* * *

Гора бредет, согнувши спинуКак бы под бременем забот.Она спускается в долину,Неспешно сбрасывая лед.Она держаться в отдаленьеПривыкла, вечно холодна.Свои под снег укрыла мненьяИ ждет, пока придет весна.Тогда отчаянная зелень,Толкая грязный, липкий снег,Явит служенье высшим целямИ зашумит, как человек.

* * *

Шуршу пустым конвертом,Письмо пишу тебе,Прислушиваясь к ветру,Гудящему в трубе.И вдруг, вскочив со стула,Бросаюсь на кровать,Слова в зловещем гулеПытаюсь разобрать.Что ветер там бормочет,Не надо бы кричать,Зачем понять не хочет,Что лучше б замолчать.Мучительные строчкиПоследнего письмаДовел бы я до точкиИ не сошел с ума.

* * *

Зачем холодный блеск штыковИ треск селекторных звонков?Чего вы испугались вдруг?Что слышно в злобном гуле вьюг?Ведь он – не бог и не герой,Он даже жалкий трус порой.Ведь он – один, один, один,Хотя и дожил до седин.Его же верные друзьяНе испугаются ружья.Друзья и братья, и отцы —Они ведь только мертвецы!

* * *

Велики ручья утраты,И ему не до речей.Ледяною лапой сжатый,Задыхается ручей.Он бурлит в гранитной яме,Преодолевая лед,И холодными камнямиНабивает полон рот.И ручья косноязычьеНепонятно никому,Разве только стае птичьей,Подлетающей к нему.И взъерошенные птицыПрекращают перелет,Чтоб воды в ручье напиться,Уцепясь за хрупкий лед…Чтоб по горлу пробежалаКапля горного питья,Точно судорога жалобПеремерзшего ручья.

* * *

Натурализма, романтизмаЛистки смешались на столе.Я поворачиваю призмуВ увеличительном стекле.Все это ведь не точка зреньяХудожника, его перо,А лишь манера размышленьяНад тем, что зло и что – добро.Поэт – не врач, он только донор,Живую жертвующий кровь.И в этом долг его, и гонор,И к человечеству любовь.Навек запомненную мноюПережитую злую быльПеред знакомою луноюЯ высыпаю прямо в пыль.Перебираю, как влюбленный,Наивный рыцарский словарь,Комки суждений запыленныхИ птичий слушаю тропарь.Чего хочу? Чтобы писалось,Чтобы не кончился запой,Чтоб сердце век не расставалосьСо смелостью и прямотой.И чтобы стих, подчас топорный,Был точен – тоже как топорУ лесорубов в чаще черной,Валящих лес таежных гор.И чтоб далекие удары,И вздохи лиственниц моихЛожились в такт с тоскою старой,Едва упрятанною в стих.

* * *

Мы отрежем край у тучиОстрым ветром, как ножом,И десяток ив плакучихМы на случай сбережем.Нам нужней краюха хлеба,Но и туча – не пустяк,Но и туча – благо неба,Если жизнь у нас в гостях.Мы опустим тучу ниже,Зацепив за ветки ивНебо, небо будет ближе,Ближе каждому, кто жив.Чтоб плакучих ив не вышеБыл свинцовый потолок,Чтоб рукой к холодной крышеПрикоснуться каждый мог.Мы в ущелье – точно домаИ забыли целый свет.Нам не страшен грохот громаИ зубчатых молний след.