Читать «Коктейль «Две семерки»» онлайн - страница 190

Конечно, Капланы – Роман и Лариса – угощали посетителей не только стихами, музыкой и прочей интеллектуальной пищей. Качество и сервировка блюд должны были соответствовать высокому вкусу звездной публики, иначе ее первый визит станет последним. А посему – несмотря на профессиональных поваров на кухне – какие-то блюда, например, щи, бывший питерский блокадник Каплан никому не доверял, а готовил только сам – так, как готовила ему мама в детстве. И, безусловно, он же делал и делает свою каплановскую фишку – «хреновую», «чесночную», «укропную», «сливовую», «кориандровую», «рябиновую», «можжевеловую», «гранатную», «кивийную» и прочие водочные настойки, которые батареями разноцветных торпедо-бутылей стоят и теперь на стойке у входа в ресторан.

* * *

Я вынимаю из карманастихотворенье для Романа,и в нем написано: «Старик!Переменивши материк,легко переменить диету,приятелей, подруг. На этувозвышенную тему (честьей делая) романы есть».Но нет романа про Романа —старорежимного гурмана.Роман на перемены лют:он чтит лишь перемену блюд!Но так как в этой переменевсегда присутствуют пельмени,я, перебравшись на Луну,отправлюсь тотчас к Каплану.

Иосиф Бродский

Но я буду не я, если вот так, походя, пройду мимо Ларисы Каплан и весь этот философский труд посвящу одному Роману. Мало того, что Лариса является «шерше ля фам» в истории возникновения «Русского самовара» и приняла на свои плечики, как минимум, половину организационных и будничных хлопот, так при всем при этом ей было (и есть) необходимо все эти годы нести высокое звание «ренуаровской женщины». А чтобы вы не заподозрили меня в неумеренной лести, поспешно передаю слово Анатолию Найману, автору этого титула. «Появилась в середине 1960-х в Ленинграде палевая креолка, с приветливым выражением и прелестными чертами лица, высокая, тоненькая, грациозная… – пишет он в «Романе с “Самоваром”». – Эмигрировала в Штаты она с первой семьей, женой Романа стала за шесть лет до “Самовара”. Что осталось при ней с молодости и на всю жизнь, это очаровательная тихая прелесть… Всегда очень элегантно, в пандан к внешности, одевалась и никогда своего ослепительного вида не использовала, чтобы “заинтересовать”: ввести свою связь с окружающими людьми в план флирта, амурных напряжений. Ренуаровская женщина: не модель, а изображение, картина – к которой в голову не приходит подъезжать с куртуазными приколами. Она всегда говорила мало и негромко, улыбалась мягко – и это создавало вокруг нее флер легкой загадочности. Как у знаменитых русских европеянок начала XX столетия, воспетых лучшими поэтами Серебряного века. Как у парижских “подруг поэтов” с левого берега Сены…»