Читать «Коктейль «Две семерки»» онлайн - страница 174
Эдуард Владимирович Тополь
– У шведов климат не мягче, а они построили социализм с человеческим лицом.
– Я жил в Стокгольме. Там зимой довольно тепло. Гольфстрим рядом. А у англичан двести пятьдесят дождливых дней в году, и поэтому они занудны, как их погода. Нет, климат – это очень важно. Посмотри вокруг – мы с тобой в утробе европейской цивилизации! Только в этом тепле и в этой красоте могли родиться гуманизм и гедонизм – самые великие, на мой взгляд, открытия человечества. Прошу снять шляпу и побриться – ты приближаешься к возлюбленной мною Франции. Как ты уже понял, в моей жизни было много красивых женщин. О некоторых из них я тебе рассказал, о других еще расскажу, а о самых красивых и всемирно знаменитых не расскажу никогда. Но с кем бы я ни был, в душе я никогда не изменял главной любви своей жизни – Франции. Я люблю эту девушку с четырнадцати лет. Тогда это была, конечно, только мальчишеская романтическая любовь по книгам и фильмам, она могла исчезнуть при встрече с реальной Францией и, действительно, чуть не испарилась во мне в первый день моего пребывания в Париже. Но затем… Я могу на полном серьезе говорить с придыханиями Татьяны Дорониной: «Любите ли вы Францию? Нет, я хочу спросить вас: любите ли вы ее так, как люблю ее я – всей душой…» – ну и так далее.
– Хороший монолог, старик. Нужно его куда-нибудь вставить. Можешь повторить на магнитофон?
– Блин! Вокруг тебя рай, а у тебя никаких эмоций! Ты стал настоящим американцем, бесчувственным, как все они. Или ты и был таким?
– Был, Саша. Всю жизнь.
– А что? Разве нет? Если посмотреть твою жизнь, ты давил свои чувства ради достижения каких-то других целей. Пренебрег ради них карьерой в кино и любимыми женщинами, ночевал на вокзалах и даже услал сам себя в эмиграцию ради своей заветной «Главной книги». Устроил в своих книгах публичную, на весь мир порку КГБ и советскому режиму, а теперь – нашим миллиардерам-олигархам…
– Саша, не надо так высоко, я еще жив.
– Мне одно не понятно: если это действительно «заветная» книга, о которой ты мне рассказывал, почему ты не написал ее тогда же, по горячим следам? Почему тянул столько лет?
– Это хороший вопрос. Сегодня какое число?
– Ты сам знаешь – двадцать седьмое марта, день рождения Ростроповича.
– Саша, в марте семьдесят девятого года я дал подписку о неразглашении фабулы этой книги. Запрет распространялся на двадцать лет.
– Запрет на фабулу? Я не понимаю. Кому ты дал подписку?
– Об этом ты прочтешь в романе «Римский период».
– Минуточку! Ты не можешь рассказать мне фабулу своей книги? Я что – стырю ее?
– Саша, не нужно меня пытать. В марте семьдесят девятого КГБ проводил в Риме совершенно уникальную операцию, а ЦРУ пыталось эту операцию сорвать. Я был участником событий, но дал подписку о неразглашении на двадцать лет. Всё. Больше я не могу сказать об этом ни слова.