Читать «Когда я вернусь» онлайн - страница 23

Александр Галич

Пока не в эту дверь. Пришли зайчата на вокзал, Прошли зайчата в зальце, И сам кассир, смеясь, сказал -Впервые вижу зайца! Но этот чертов человек С веревкой и мешком, Он и без спроса в дальний путь Отправился пешком, Он шел, и все глядел вперед, И все вперед глядел, Не спал, не пил, Не спал, не пил, Не спал, не пил, не ел. И вот, однажды, по утру, Вошел он в темный лес, И с той поры, и с той поры, И с той поры исчез. На воле -- снег, на кухне -- чад, Вся комната в дыму, А в дверь стучат, А в дверь стучат, На этот раз -- к нему! О чем он думает теперь, Теперь, потом, всегда, Когда стучит ногою в дверь Чугунная беда?! А тут ломается строка, Строфа теряет стать, И нет ни капли табака, А т а м -- уж не достать! И надо пропускать стишок,

- 50

Пока они стучат... И значит, все-таки -- мешок, И побоку зайчат. (А в дверь стучат!) В двадцаьый век! (Стучат!) Как в темный лес. Ушел однажды человек И навсегда исчез!.. Но Парка нить его тайком По-прежнему прядет, А он ушел за табаком, Он вскорости придет.

За ним бежали сто собак, А он по крышам лез... Но только в городе табак В тот день как раз исчез, И он пошел в Петродворец, Потом пешком в Торжок... Он догадался, наконец, Зачем он взял мешок...

Он шел сквозь свет И шел сквозь тьму, Он был в Сибири и в Крыму, А опер каждый день к нему Стучится, как дурак... И много, много лет подряд Соседи хором говорят -Он вышел пять минут назад, Пошел купить табак...

(136)

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ

Памяти Осипа Эмильевича Мандельштама

...в квартире, где он жил, находились,

он, Надежда Яковлевна и Анна Андреевна

Ахматова, которая приехала его навестить

из Ленинграда. И вот они сидели все

вместе, пока длился обыск, до утра, и

пока шел этот обыск, за стеною, тоже до

утра, у соседа их, Кирсанова, ничего не

знавшего об обыске, запускали пластинки с

модной в ту пору гавайской гитарой...

"И только и света,

Что в звездной, колючей неправде,

А жизнь промелькнет

Театрального капора пеной,

И некому молвить

Из табора улицы темной..."

Мандельштам

Всю ночь за стеной ворковала гитара, Сосед-прощелыга крутил юбилей, А два понятых, словно два санитара, А два понятых, словно два санитара, Зевая, томились у черных дверей. И жирные пальцы, с неспешной заботой, Кромешной своей занимались работой, И две королевы глядели в молчании, Как пальцы копались в бумажном мочале, Как жирно листали за книжкою книжку, А сам-то король -- все бочком, да вприпрыжку, Чтоб взглядом не выдать -- не та ли

страница, Чтоб рядом не видеть безглазые лица!

- 51

А пальцы искали крамолу, крамолу... А там, за стеной все гоняли "Рамону": "Рамона, какой простор вокруг, взгляни, Рамона, и в целом мире мы одни".

"...А жизнь промелькнет Театрального капора пеной..."

И глядя, как пальцы шуруют в обивке, Вольно ж тебе было, он думал, вольно! Глотай своего якобинства опивки! Глотай своего якобинства опивки! Не уксус еще, но уже не вино.

Щелкунчик-скворец, простофиля-Емеля, Зачем ты ввязался в чужое похмелье?! На что ты истратил свои золотые?! И скушно следили за ним понятые...