Читать «Когда смешно, тогда не страшно» онлайн - страница 44

Михаил Задорнов

Наш рейс на Кипре задержали. Мы поехали с Василием на берег моря позавтракать в каком-нибудь прибрежном кафе, а заодно и полюбоваться той античной природной красотой острова, где когда-то из волн вышла Афродита. Кафе выбрали с самообслуживанием, чтобы не объяснять официантам жестами, как выглядит блюдо, которое мы хотим заказать. Взяли подносы, пошли вдоль стендов с выставленными блюдами... От изобилия глаза разбегались. Для нас, советских людей, привыкших к макаронам по-флотски, жареной колбасе с пюре и, как к самому изысканному блюду, — котлете по – киевски, большинство этих блюд казались заброшенными из другой цивилизации неопознанными объектами. Названия тоже не проясни, внутреннего содержания. Хотя ценники были на английском языке. Но лично я тогда по-английски мог свободно сказать только фразу типа: «Мне вот это, это и это!» и добавить: «Пожалуйста!» А потом, когда мне «это, это и это» дадут, ответить: «Спасибо». То есть я был как раз из тех забавных русских, над которыми столько раз впоследствии сам же смеялся — когда, к примеру, желая в рыбном ресторане заказать сома, один из наших туристов пытался объяснить официанту, что это такая «fish с big face».

В общем, не мудрствуя лукаво, мы решили с Василием не ломать себе голову, а традиционно взять на завтрак по-советски яичницу. Правда, выставленная на стенде яичница показалась нам поначалу какой-то странноватой — излишне зеленоватой. Впрочем, она не могла быть вчерашней. Это же не наша студенческая столовая. Это Кипр! На Кипре — капитализм! При капитализме не бывает вчерашних продуктов. В то время мы искренне верили, что у капитализма, в отличие от нашего социализма, человеческое лицо. Может, просто у них здесь другие курицы несут совсем другие яйца вот такого зеленоватого оттенка. Правда, еще настораживало то, что сверху яичница была затянута полиэтиленовой пленкой. Впрочем, это, наверное, капиталистическая забота о человеке и о яичнице одновременно, чтобы на нее не попали микробы от проходящих мимо людей. Василий первым поставил тарелку с яичницей себе на поднос. И тут к нему подбежала уборщица-киприотка и начала, хихикая, что-то объяснять на своем языке, причем достаточно темпераментно. Я еще тогда подумал: «Надо же, какая тупая. Нам, русским, что-то пытается втолковать на киприотском. Как будто мы его в школе изучали».

— Мы только немного понимаем по-английски, — попытался объяснить ей Лановой.

Киприотка перешла на английский, который у нее был еще хуже, чем у нас. В конце концов мы поняли только одно: понять киприотку, говорящую по-английски, так же бесперспективно, как понять чукчу, выражающегося по-осетински. Правда, одно слово она повторяла так часто, что оно показалось нам знакомым: «Ту лук!» Это свое «ту лук» она отчетливо произнесла несколько раз подряд, при этом показывала все время на взятую нами яичницу. К нам стали подходить другие работники столовой. И все упорно повторяли одно и то же: «Ту лук, ту лук». И тоже бесцеремонно тыкали пальцами в бедную, еще больше позеленевшую от этого яичницу. Мы понимали, что «ту лук» означает «смотреть». Но что они имели в виду, куда смотреть, на что смотреть? Наконец одна из работниц буфета не выдержала всего этого абсурда разговора с тупыми русскими, зло схватила тарелку с яичницей с подноса Василия и отнесла ее обратно на стенд. Оказалось, мы взяли муляж яичницы, на который надо было «ту лук» — посмотреть, для того чтобы заказать свежеприготовленное блюдо. Поэтому ее и затянули пленкой, чтобы понятно было даже самым тупым, что это есть не следует!