Читать «Когда смерть – копейка...» онлайн - страница 46

Александр Вин

– У моей матушки, Виталь, а ей-то уже за семьдесят будет, почерк до сих пор такой ясный, что когда читаю её письма, знаю, вроде, что на бумаге написано про именины кого-то из родни, а перед глазами всё равно как строчки: «На холмах Грузии лежит ночная тьма…».

Виталик бросил огонек сигареты в кусты.

– И у меня ведь дядька родной был, в Песочном, помнишь, жил, скотником работал. Так он «Евгения Онегина» под портвейн так дубасил наизусть, что мы пацанятами только его в гостях-то в деревне и слушались…

– Правильно, дружище! А эти вот, народные мстители, и книжек не читают, и взрослых не слушают. Ну и мо́лодёжь нынче пошла, тьфу! Даже драться как следует не умеют! И ведь всё это происходит из-за повальной неграмотности и нелюбознательности. Нас-то в свое время основам махаловки учили даже классики. «Упор на левую ногу, правая напряжена и чуть согнута. Удар не только рукой, но и всем телом, снизу вверх, под подбородок». Как же был прав славный матрос Жухрай!

– Не-е, Глебка, ты чего-то не про то говоришь. Разве можно с этими гадёнышами только книжками обходиться?! С монтировкой нужно ходить вечерами по нашему парку, вот! Это ведь ты был с самого своего детства домашним и книжным мальчиком, а эти…, эти учатся своим гадостям в подворотнях.

Глеб поёрзал, устраиваясь поудобней.

– Докладываю. После внимательного штудирования книги «Как закалялась сталь» мною была так же тщательно изучена другая книжица – «Побывай в Пэррисе и умри». Там уже было не про революционных российских матросов, а про подготовку современных американских спецназовцев. Соответственно, оттуда уже запомнились более жёсткие цитаты и, извиняюсь, более садистские приемы.

А потом, после книжек-то этих полезных, случалось в моей жизни всякое интересное по этой теме. В мореходке с товарищами гоняли курсантскими ремнями гражданских хулиганов. И не раз. Бились за справедливость с нехорошими красномордыми мужиками в пивняках. С возрастом география расширялась – в Херсоне, на прекрасном южном пляже, местные ребятишки покушались как-то на святое, старались бить меня исключительно не по лицу, но, как видишь, выстоял, удалось тогда сохранить всё ценное, что было на тот момент в моем растущем организме. Потом ещё пару раз приходилось вставать вдвоем, втроем против толп мелких азиатов с корейских тунцеловов в барах Санта-Круса и Лас-Пальмаса. Тут уж больше от их нехороших рабочих ножей приходилось уворачиваться, да и не кулаками, а всё больше ногами братьев-землян гасить.…

Паренёк под Глебом застонал и зашевелился.

– Правильно. Критику снизу принимаю. Не всё так гладко было в быту у гладиатора. С огромным педагогическим удовольствием вспоминаю до сих пор случай, когда однажды в мореходке меня посадил на задницу один боксер. Нас, щенят-первокурсников, вдвоем против этого кандидата в мастера в ринг для спарринга выпустили. Мы, юные да дерзкие, сразу же приноровились стукать дядьку-третьекурсника по щекам – то один, то другой из нас шлепал его несильно, но обидно, а он смиренно так уворачивался, уворачивался… Видно, тренер в тот раз попросил его не особо с нами жестоким быть. Потом глазки у кандидата как-то нехорошо красным налились и вот, после одного моего особенно смачного удара ему по уху, он что-то быстро сделал правой рукой, а я, до сих пор всё прекрасно видящий и всё слышащий, сначала в густой такой, внезапной тишине медленно-медленно опустился на колени, потом, так же не спеша, сел на свой кормовой отсек. И сидел я на ринге в совершеннейшем счастье, думал, что жизнь хороша, пока наш тренер мокрое полотенце мне на голову не накинул.