Читать «Когда она меня убьет» онлайн - страница 6
Елена Богатырева
Примиряться с безнадежностью подобных пробуждений с каждым днем становилось все труднее. Я делался раздражительным, тяжело переносил многолюдность улиц, тусовочный смог маленьких кофеен, телефонные звонки знакомых.
Февралю оставались считаные дни, несмотря на високосность года. Снег лежал стоптанный и серый, давно не стиранной ветхой простыней, сквозь прорехи которой уже сквозил грязнуля-март, с его непролазными топями, когда тротуары наливаются черной талой водой, и даже добропорядочные питерские старушки поминают Бога недобрыми словами, глядя в беспросветно сумеречное небо.
А мне никак не удавалось отделаться от навязчивого ощущения, что все это со мной уже происходило.
И когда я пытался вспомнить, чем же все это кончилось, мурашки бежали по спине, и становилось холодно, как в могиле…
3
Я старался выходить из дома как можно реже. Нарочно завалил стол неоконченными статьями и недописанными главами диссертации. Но тема, за которую я ухватился со студенческим еще пылом на третьем курсе, теперь виделась мне надуманной, неуместной. Подступающий с возрастом консерватизм требовал чего-то земного.
Тема была о любви. Вернее — о ее роли в исторических перипетиях, о ее влиянии на ход исторического процесса. Я до сих пор не мог себе простить, что в такую тему вляпался. Сыграла, наверно, злую шутку моя влюбленность на третьем курсе в одичалую тусовщицу, любительницу эпатажей и травки.
Как пить дать, эта тема пригрезилась мне в одну из наших с ней встреч, происходящих обычно на фоне полного помутнения сознания. Не иначе как под влиянием танцующих по стенам галлюцинаторных пятен; запаха дешевой пудры, которой она сроду не пользовалась, но которой пропахла насквозь; головокружения, которое вызывал у меня этот ее запах; ее губ — вкуса переспевшей черешни; ее ветрености, и потрясающей легкости, и сладкой отравы, которую она неизменно приносила с собой.
Мирно покуривая травку на моем диване, мы частенько включали телевизор, и многие политические события представлялись мне не просто незначительными, но — иллюзорными, практически — нереальными, в отличие от ее дыхания на моем плече, от предстоящего упоительного исследования глубин нашей страсти.
Я тогда был молод абсолютно и бескомпромиссен и высказал Анастасии Павловне, куратору нашей группы, мысль о том, что в жизни каждого дяди Васи главенствующую роль играет какой-нибудь сосед сверху, любитель забивания гвоздей по воскресеньям. Или какая-нибудь пышнотелая тетя Даша, с веселыми непременно глазами, живущая через лестничную клетку, из квартиры которой так неистово пахнет борщом, что дядя Вася сходит с ума от этого запаха и от явлений ее полуобнаженной груди в ярко-зеленом халате, когда они сталкиваются на площадке — он с папиросой, она — с мусорным ведром и кивают друг другу.
Я говорил с жаром, который не остыл во мне еще после утреннего пробуждения с веселой богиней той моей весны, что, мол, к чему дяде Васе курс доллара, что ему с того, что сменился партийный лидер, когда сосед по утрам забивает гвозди, а соседка все варит и варит свой колдовской борщ. Эти мелочи съедают его восприятие целиком. И вообще — любовь — это сила, которая правит миром.