Читать «Книжник» онлайн - страница 88

Ольга Николаевна Михайлова

Теперь, когда и в нём самом проступила холодная отстранённость от мира, то же равнодушие к его благам и искусам, Книжник понял и Христа. Понял. Но разве понять — значит, обрести? Он понял Истину?

Илларион, пришедший за бумагами от Викторина, выслушав его, пожал плечами. «Вам нужно креститься, Адриан. Поверьте мне, что всё, чего вы не понимаете сейчас, после крещения станет ясным. Вы же сами назвали эту сферу иррациональной, но рассуждать пытаетесь рационально. Бесполезно. Вы подошли к Истине, но не вместили Её в себя. Креститесь — и всё придёт».

Книжник решился. Когда? «Да хоть в субботу. Как раз я крещу. Но утром там младенец. Давайте в два» Адриан кивнул. «Вы никогда не исповедовались?»

— Нет, только читал об этом в романах.

Илларион рассмеялся, и дал ему небольшую брошюрку.

— Надо же, мне только вчера её вернули, не вытащил из кармана. Прочтите, сравните — с романами и с собой. Я просил бы вас перед крещением исповедаться. Это не обязательно, но желательно. Вы не против?

Адриан неопределённо пожал плечами.

— Я прочту.

Договорившись встретиться в пятницу вечером в церкви, они расстались.

Маленькая брошюра, кою он начал читать сразу по уходе монаха, несколько раз бросала его то в жар, то в холод. Его не то чтобы раздевали догола, от него требовали догола раздеть душу, обнажить те потаённые и скрытые помыслы, в которых он и себе не хотел бы признаваться.

Несколько раз в нём поднималось яростное противодействие, несколько раз он в трепете выходил на балкон и долго курил. Порой твёрдо решался никуда не ходить, но в следующую минуту вздыхал и столь же твёрдо решал пойти. Начинал снова читать, и тут же закрывал пылающее лицо, сжимал виски, в которых молотом стучала кровь. Больше всего ужасала мысль о том, что рассказать всё он должен будет Иллариону, упасть в глазах которого было и вовсе тошно.

К чёрту. Он не эксгибиционист. Никуда он завтра не пойдёт.

— Пойдёшь. Пойдёшь, гадина, — Книжник озлился на самого себя столь яростно, что даже дёрнулся — нервно и истерично. — Не всё тебе, душенька, книжки-то читать. Впервые-то за тридцатник сделай чего-нибудь ради своей Истины. Из принципа смогу, из голого принципа!

Книжник бесновался несколько часов, уснул обессиленный и жалкий. Утро пятницы влило в него новые силы, он смог-таки проанализировать себя честно… или относительно честно… Как мог.

Ушёл с работы пораньше, добрёл до церкви. Илларион был во дворе и заметил его издали. Адриан глубоко вздохнул, с ужасом думая о предстоящем. Ему уже и Истина была не нужна, держался он только на том, что сам же теперь осознал как грех — на гордыне, которая мешала струсить и вовсе сбежать ко всем чертям. Впрочем, было и ещё что-то, какая-то надежда на что-то, что не может не последовать за такой болью. Даже то, что она пройдёт… и то будет обретением.

…Илларион привёл его в маленькую комнату, где, кроме стола со скошенной столешницей и огромной иконы Христа в полный рост, ничего не было. Адриан начал говорить и проговорил всё, что мог. Потом, заметив, что ногти до крови впились в ладонь, разжал пальцы. Неожиданно заговорил свободнее, рассказал то, что и просто забылось, потом поймал себя на том, что не может остановиться. Несколько раз смотрел на Иллариона, но видел на его лице лишь отрешённое спокойствие. На его голову лёг нарамник Иллариона, который назывался, как потом узнал Адриан, епитрахилью. Он, по слову монаха, прикоснулся запёкшимися губами к тяжёлому позолоченному окладу Евангелия и лежащему рядом кресту. Илларион, напомнив ему, что завтра в два ждёт его, методично перечислил, что ему взять с собой. То, что он ничего не говорил о только что закончившейся исповеди, было недоумением, но и облегчением.