Читать «Книга Тысячи и одно ночи (Избранные сказки Шахразады)» онлайн - страница 411

И когда халиф увидел Абу-ль-Хасана в таком виде, он так захохотал, что обеспамятел и упал навзничь. Потом он приподнял занавеску, чтобы снова посмотреть на Абу-ль-Хасана, но испугался, как бы с ним не приключилась от смеха какая-нибудь болезнь, и высунул голову из-за занавески, и крикнул Абу-ль-Хасану, продолжая смеяться: «Абу-ль-Хасан, Абу-ль-Хасан, ты хочешь убить меня смехом!» И когда невольницы услышали голос халифа, они перестали петь, играть и плясать и все замолчали и остановились, сложив на груди руки и соблюдая полную пристойность, и Абу-ль-Хасан тоже замолчал, чтобы посмотреть, чей это голос. Он обернулся, и увидел халифа, и сообразил, что это халиф и что это он прикинулся купцом из Мосула и провел у него ночь. И тогда Абу-ль-Хасан понял, что он не спит, и убедился, что все, что с ним раньше случилось, — истинная правда, и что это не сон, а проделки халифа, чтобы над ним посмеяться. И он обернулся к халифу и сказал: «Так это, значит, ты — мосульский купец? Ты теперь говоришь, что я хочу уморить тебя от смеха, а оказывается, это ты виновник того, что я поднял руку на свою родительницу, а если бы не соседи, то, пожалуй, лишил бы ее жизни. Это ты виноват, что меня засадили в больницу и пытали безжалостным образом, так что я до сих пор чувствую на зубах вкус боли. Ты сегодня хотел, чтобы я опять испытал в больнице эти мучения, и это ты, а не я истязал имама и четырех стариков в моем квартале, так что я не отвечаю за этот грех и не совершил ошибки. Это ты лишил меня рассудка, и сделал меня одним из бесноватых в больнице, и устроил так, что я поссорился со своими соседями и покрыл себя великим позором».

И тут халиф сел возле Абу-ль-Хасана и молвил: «Да, Абу-ль-Хасан, твои слова — истина. Это я причинил тебе все эти несчастья, но — призываю в свидетели Аллаха великого — я так вознагражу тебя, что ты все забудешь. Требуй же от меня чего хочешь, и все, что ты ни потребуешь, тотчас же будет твое». Потом халиф заключил Абу-ль-Хасана в объятия и воскликнул: «О Абу-ль-Хасан, мое уважение и почтение к тебе выше всякого описания!» — и он приказал выдать ему почетную одежду, соответствующую его достоинству, и велел невольницам облачить его в нее, и невольницы надели это платье на Абу-ль-Хасана, и было это одеяние драгоценное. И потом халиф молвил: «О Абу-ль-Хасан, требуй от меня, чего хочешь и желаешь», — и Абу-ль-Хасан сказал: «О повелитель правоверных, заклинаю тебя великим Аллахом, скажи мне, чем я грешен перед тобой, что ты испортил мне разум и задурил мне голову? Скажи, по какой причине ты меня так запутал в отношении того, кто я такой: день — халиф, месяц — бесноватый, два дня — Абу-ль-Хасан? Скажи, почему ты со мной так поступил, — и это немножко вправит мне мозги».

И халиф засмеялся, услышав его слова, и сказал ему: «Знай, о Абу-ль-Хасан, что у меня есть такая привычка: время от времени я переряжаюсь и хожу, особенно по ночам, чтобы поглядеть, как идут дела в Багдаде и что там устраивают старшины кварталов, а в первый день каждого месяца я выхожу за город поглядеть, как живут обитатели пригородов. В. тот день, когда ты мне повстречался у ворот, я прогуливался за городом, и ты пригласил меня к себе поужинать и переночевать в твоем доме, и когда мы поужинали, я спросил тебя, чего бы ты хотел и желал, и ты сказал, что тебе хотелось бы стать халифом на один день, не больше, чтобы отомстить имаму и четырем старым сторожам квартала. Я счел справедливой причину, ради которой ты хотел стать халифом, и решил позабавиться и даровать тебе то, что ты просил, а по велению судьбы у меня в это время оказался при себе бандж, и я положил его тебе в чашу, и ты выпил его и заснул. И я приказал своему рабу Масруру тебя нести, и он принес тебя сюда. А когда ты провел день, будучи халифом, и отомстил своим врагам, невольница дала тебе чашу с банджем, и ты заснул, и мой раб отнес тебя обратно, и я наказал ему оставить твою дверь открытой. Когда же я прошел мимо тебя второй раз и поздоровался с тобой, и ты рассказал мне, что с тобой случилось, я огорчился, увидев у тебя на теле следы ударов, и решил воздать тебе благом, чтобы ты забыл о постигших тебя мучениях. Проси же теперь, о Абу-ль-Хасан, всего, чего ты только желаешь». — «О повелитель правоверных, — молвил Абу-ль-Хасан, — клянусь твоей милостью, мои страдания и все, что со мной случилось, как они ни невыносимы, теперь изгладились из моей памяти, раз я знаю, что наш владыка, повелитель правоверных, сделал все это, чтобы надо мной посмеяться и чтобы расправилась его грудь. А в отношении даров и разрешения просить всего, чего пожелаю, то у меня нет сомнения, что каждый, кто пребывает под сенью покровительства владыки нашего, повелителя правоверных, не обманется в своих надеждах и в жизни не увидит нужды. Богатство и алчность, о повелитель правоверных, никогда не были мне привычны, но раз уж твое величество милостиво разрешило мне просить всего, чего я хочу, то я не желаю ни денег, ни богатства, а хотел бы только чести быть вблизи от владыки нашего, повелителя правоверных, служа ему и присутствуя на его собраниях как сотрапезник и собутыльник. Вот и все мои желания». — «Клянусь великим Аллахом, о Абу-ль-Хасан, — воскликнул халиф, — если твоя просьба такова, то твое достоинство теперь еще более увеличилось в моих глазах и любовь к тебе стала сильнее, чем прежде!»