Читать «Книга Тысячи и одно ночи (Избранные сказки Шахразады)» онлайн - страница 378

И Абу-ль-Хасан, услышав от своей родительницы такие слова, начал плакать и причитать, а потом сказал матери: «Ах, матушка, теперь-то я точно знаю, как унижен тот, у кого нет в кармане ни дирхема, и каково к нему уважение!» — «Хвала Аллаху, сын мой, что ты понял это. Отныне ты будешь знать, какова ценность дирхема, и станешь беречь его: бедность чернит лицо бедняка в глазах людей, и родные отрекаются от родства с ним, ибо он беден, и все им тяготятся; никто не терпит близости с ним, и людям противно его видеть. Такова-то участь бедняка, дитя мое!»

«О матушка, — воскликнул Абу-ль-Хасан, — ты еще не знаешь, что произошло у меня с десятью приятелями, на которых я извел свои деньги, когда они узнали, что я разорился, и деньги у меня кончились, и не осталось от них ни одного дирхема! Я сказал им: «О братья, я разорился и не могу больше, как раньше, устраивать для вас званые пиры», — но они меня оставили и от меня отдалились, и теперь я убедился в правоте твоих слов и верю стихам, которые ты сказала, что люди подобны дереву». — «О сын мой, — молвила его мать, — поэт говорит:

Тебе легко жилось, счастливой жизнь была, Забыл ты о судьбе и не страшился зла, Поверил ты ночам, но обманула мгла, — Таит угрозу ночь, хотя порой светла.

Сколько раз говорила я тебе: «Абу-ль-Хасан, дитя мое, образумься, выбрось глупости из головы и посмотри, как жил твой отец!» — но ты не слушал моих слов и говорил: «Мой отец был скупой человек!» — и повторял мне слова поэта:

    Пусть руки отсохнут мои, пусть ноги мои омертвеют,     Коль стану богатым скупцом, что дирхема не разбазарит,     Скажи, разве станем хулить того, кто был щедрым и добрым?     Где добрая слава того, кто всем был известен как скаред?

Скажи-ка, сынок, где теперь твои стихи? Ты сам видишь, в каком ты унижении с тех пор, как нет у тебя в кармане ни дирхема! Но что было, сын мой, то было и не вернется. Будь же отныне настоящим мужчиной».

«О матушка, — ответил Абу-ль-Хасан, — я верю твоим словам и буду им следовать, но прежде всего мне хочется пойти к моим десяти приятелям и попросить, чтобы они мне помогли. Я посмотрю, что они сделают: может быть, кто-нибудь из них окажется добрым человеком и поможет мне чем-либо, так что я смогу как-нибудь прожить. Правда, я ни на кого из них не надеюсь, но, слава Аллаху, я не очень-то в них нуждаюсь. Благодарю Аллаха великого за то, что он внушил мне разделить деньги пополам и сохранить половину, но мне все-таки хочется пойти и посмотреть, как они со мной поступят, — тогда я еще больше удостоверюсь в правоте твоих слов». — «И чего ты еще сомневаешься в моих словах, сынок! — молвила в ответ ему мать. — Видно, ты так и не образумился и все такой же глупец. Ты ведь знаешь, что твои десять приятелей водились с тобой только ради выгоды и прибытка и хотели нажиться около тебя. Доказательство этому в том, что, когда ты разорился и у тебя не осталось ни дирхема, они тебя бросили и удалились. И я говорю тебе, сынок, раньше чем ты к ним пойдешь: надежды твои на них напрасны». — «Знаю, матушка, все твои слова правильны, — возразил Абу-ль-Хасан, — но я все-таки хочу обратиться к ним, чтобы они помогли мне в моем тяжелом положении. Тогда мне не придется говорить в будущем: «Ах, отчего я не попытался!» Я сам смогу убедиться, как мало в них ко мне доброты, и увижу это воочию, чтобы еще раз не попасть впросак». — «Делай как хочешь, сынок, я не стану тебя удерживать от того, что ты желаешь», — сказала ему мать.