Читать «Книга песчинок: Фантастическая проза Латинской Америки (с иллюстрациями)» онлайн - страница 40

— Воздействие на маятник Рюттера близости какого-либо вещества,— сказал я,— не зависит от его количества. Одна гомеопатическая пилюля вызывает такие же отклонения, как пятьсот или тысяча пилюль.

Я сразу же заметил, что хозяина заинтересовало мое наблюдение. Теперь он смотрел на меня.

— И все же,— отвечал он,— Рейхенбах опроверг этот довод. Я полагаю, вы читали Рейхенбаха?

— Ну как же, читал. И не только читал, но и разбирался в его возражениях, ставил опыты и на собственном приборе и убедился, что ошибается именно ученый немец, а вовсе не англичанин. Причина такого рода ошибок столь явна, что я не могу взять в толк, как этого не замечает досточтимый создатель парафина и креозота.

Лицо хозяина осветилось улыбкой: верное доказательство взаимопонимания.

— Вы пользовались старым маятником Рюттера или тем, который усовершенствовал доктор Леже?

— Усовершенствованным,— отвечал я.

— Это лучше. Так в чем же, по вашему мнению, причина ошибки Рейхенбаха?

— А вот в чем. На испытуемых, с которыми он работал, производило впечатление количество вещества, и они оказывали соответствующее воздействие на прибор. Если, скажем, под влиянием крупицы магнезии амплитуда маятника достигала четырех делений, то, согласно общепринятым представлениям о причинно-следственной связи, большая амплитуда колебаний соответствует большему количеству вещества, например десяти граммам. Испытуемые барона были, как правило, людьми далекими от науки, но те, кто этим занимался, знают, сколь сильно влияние расхожих идей, если они с виду логичны, на такого рода субъектов. Здесь-то и кроется причина ошибки. Маятник зависит не от количества, а от свойств изучаемого вещества, и только от них. Но когда испытуемый считает, что важно количество, воздействие растет, ибо всякая убежденность есть по сути волевой акт. Зато когда испытуемые не знают о количественных изменениях, колебания маятника подтверждают версию Рюттера. Когда влияние галлюцинаций исключается...

— Ох, опять эти галлюцинации,— сказал мой собеседник с явным неудовольствием.

— Я не из тех, кто все на свете готов объяснять галлюцинациями, особенно если принять во внимание, что их обычно путают с субъективными впечатлениями. Для меня галлюцинации — это скорее проявление некой силы, а не состояние души, и если с этим согласиться, то таким образом можно объяснить целый ряд феноменов. Думаю, что так оно и есть.

— Увы, это не так. Я, знаете ли, году в тысяча восемьсот семьдесят втором познакомился с Холмом, лондонским медиумом. Потом я с большим интересом с сугубо материалистических позиций следил за опытами Крукса. Но истинное положение дел я уразумел в тысяча восемьсот семьдесят четвертом году. Галлюцинациями всего не объяснишь. Поверьте мне, видения, они сами по себе...

— Позвольте маленькое отступление,— прервал я, улучив момент, удобный для того, чтобы удостовериться в правоте моих предположений.— Позвольте спросить вас, но, если вопрос покажется вам нескромным, можете не отвечать: вы ведь военный в прошлом?