Читать «Клуб удивительных промыслов» онлайн - страница 54

Гилберт Кийт Честертон

Беседа, видно, получилась искренней и задушевной.

Она была еще в разгаре, когда я уходил от Чэддов, - оба выделывали па.

СТРАННОЕ ЗАТВОРНИЧЕСТВО СТАРОЙ ДАМЫ

Беседа Руперта Гранта привлекала, во-первых, тем, что он разворачивал перед вами фантастическую цепь выводов, а во-вторых - тем, что он романтически любил Лондон.

Брат его Бэзил сказал о нем: "Рассуждает он холодно, четко и неверно. Но врывается поэзия - и выводит на правильный путь". Не знаю, относится ли это ко всем действиям Руперта, но одним случаем занятно подтверждается, и я о нем расскажу.

Мы шли по одной из безлюдных бромтонских улиц, в тех ярко-синих сумерках, которые наступают летом в девятом часу и кажутся поначалу не предвестием тьмы, а восходом лазурного светила, сапфирового солнца. Лимонное свечение фонарей озарило прохладную синеву, и когда мы, беседуя, проходили мимо, из нее вырывалась порой бледная искра. Руперт разволновался, пытаясь втолковать мне свою девятьсот девятую теорию. Когда безумная логика овладевала им, он видел заговор в столкновении кебов, руку Промысла - в винтике, выпавшем из часов. Теперь он подозревал злосчастного молочника, который шел перед нами.

То, что случилось позже, так интересно, что я забыл его доказательства. Кажется, Руперту не нравилось, что бидон - только один, и то маленький, да и плохо закрытый, молоко выплескивается на тротуар. Отсюда следовало, что молочник думает не о своем деле, а уж отсюда - что цель у него иная, и потому (тут какую-то роль играли грязные ботинки) он замыслил что-то совсем преступное. Боюсь, я слишком жестоко отверг это откровение, а Руперт Грант, человек прекрасный, но чувствительный, словно поэт или художник, немного обиделся. Он затянулся сигарой с той гордой стойкостью, которую считал необходимой для сыщика, и, кажется, прокусил сигару насквозь.

- Дорогой мой, - язвительно заметил он, - держу пари на полкроны: где бы молочник ни остановился, мы увидим что-нибудь особенное.

- Это я могу, - засмеялся я, - идет.

Примерно четверть часа мы молча шли за таинственным молочником. Он убыстрял шаг, мы едва поспевали, а молоко, серебряное в свете ламп, выплескивалось на тротуар.

Внезапно он юркнул куда-то вниз. Я думаю, Руперт и впрямь считал его кем-то вроде эльфа, и миг-другой не удивлялся. Потом, крикнув мне что-то, он кинулся за ним и тоже исчез.

Я ждал его минут пять, прислонившись к фонарю, пока молочник не возник снова, поднявшись по ступенькам уже без бидона. Он убежал, прошло еще минуты три, и тут вылез Руперт, бледный, но смеющийся, что с ним обычно и бывало, когда он разволнуется.

- Друг мой, - сказал он, потирая руки, - вот вам ваш скепсис. Вот вам мещанское недоверие к городской романтике. Гоните полкроны, в них и выражается ваша прозаическая сущность.

- Что? - недоверчиво воскликнул я. - Неужели с молочником и впрямь неладно?

Руперт как-то поблек.

- С молочником? - переспросил он, пытаясь сделать вид, что не совсем понял. - Ах, да, молочник! Н-нет, дело не в нем...

- А что же с ним? - неумолимо продолжал я.