Читать «Керченское сражение. От Крыма до Рима» онлайн - страница 139
Иван Иванович Фирсов
Наступила осень, Ушаков ожидал назначения в Петербургской корабельной команде. Как-то встретился со своим бывшим начальником, Козляниновым. Разговорились о службе, а Козлянинов вдруг вспомнил о чем-то, растянул губы в улыбке:
— Читываешь «Ведомости»?
— Давненько не держал в руках. То в море, а последний месяц отчет сочинял о «Проворном» и «Марке» адмиралтейцам. Они за бумагу держатся, будто за якорь. Фрегаты сии будут, видимо, в серию пускать, а перед казной все расписать потребно. А в чем дело?
— Хм, — кашлянул, ухмыляясь, Козлянинов, — помнишь ту кралю, что в Кале к тебе на «Святой Павел» захаживала?
— Как не помнить аглицкую вертихвостку, — пожимая плечами, с полным безразличием ответил Федор, — оная дюкеса, сколь помню, по петербургским салонам шастала.
— Вот-вот, — подхватил Козлянинов. — Так оная этим летом сызнова в Петербург наведалась, не слыхивал?
Взглянув на бывшего сослуживца, Козлянинов лукаво усмехнулся, зная наперед, что Ушаков наверняка об этой истории не слышал ровным счетом ничего. За два года совместной службы на Средиземном море Тимофей Гаврилович успел и присмотреться, и прознать суть характера своего подопечного, неординарного по складу и нраву офицера. Во время перехода из Кронштадта в Ливорно, за два первых месяца плавания на «Северном Орле», в шторм ли, при миновании опасных мест, доверял ему корабль, надеясь, что все будет в порядке. Отличали его превосходная морская выучка, глубокое знание дела, несмотря на кажущуюся неторопливость, решимость, мгновенная реакция в непредвиденных случаях, часто происходящих на море. В обращении с низшими служителями, матросами, был строг до крайности, но без обычного для большинства офицеров мордобоя. Никогда не поступался совестью, слыл бессребреником, жил скромно, но не скупо. Из среды офицеров выделялся некоторой замкнутостью и одной странностью. На стоянках на рейде или у причала редко сходил на берег, разве чтобы прогуляться, в тавернах хмельного в рот не брал, а злачные места обходил стороной. Завидев гулящих девиц, переходил на другую сторону улицы, а иногда и попросту шарахался в сторону. За глаза офицеры-сослуживцы называли его «схимником»… Еще присуще было ему довольно редкое среди флотских офицеров пристрастие к музыке. Будучи на берегу, задерживался возле каждого уличного музыканта, бросал обязательно ему монеты. Заслышав звуки неприхотливого оркестра, направлялся туда и мог час-другой простоять возле него, наслаждаясь даже незамысловатой музыкой. Частенько в погожие воскресные дни из распахнутого настежь оконца его каюты доносились мелодичные звуки флейты. В эти моменты обычно смолкали балагуры на баке у фитиля. Видимо, звучавшие неприхотливые мотивы как-то завораживали на время души матросов, невольно забывались служебные невзгоды, притуплялись земные страсти, а быть может, и вспоминалась родимая сторонка… Наверное, и сам Ушаков в это время испытывал усладу, забываясь и отвлекаясь от суровых будней морской жизни…