Читать «Кеаль» онлайн - страница 42

Леда Высыпкова

– Просто неожиданно.

– Я полгода писал в мастерской для этой выставки. Меня не было дома неделями.

– Я думала, ты на занятиях.

– И ночью?

– Ты ночевал всё время дома. Неужели я бы не забеспокоилась, если бы ты пропал куда-то?

«На кого рассчитана эта очевидная ложь? На саму себя?» – ухмыльнулся Слава.

После каждого разговора с матерью он чувствовал себя отравленным. Она была нужна ему в детстве. Потом в ранней юности и вот сейчас. Он давно не брал у неё денег и питался отдельно, но эта самостоятельность отдавала желанием понравиться, стать ценным, и всё время он чего-то недобирал. Его постоянно держали в шаге от одобрения. Ему указывали только на ошибки, если ошибок не было, то их искали в другом. «Ещё немного и меня по-настоящему похвалят и будут гордиться!», – думал он, но ни разу не выиграл в эту игру. Кея или Ева никогда не оттаптывались на нём и даже ругая, даже высмеивая не ввергали в отчаяние. Гадливые придирки домашних переживались куда хуже.

Слава перешёл в тот возраст, когда и сам мог стать кому-то родителем. Детство его подёрнулось странной мутью: он посмотрел на своих воспитателей глазами взрослого и поразился их поступкам, не понимая, что могло бы вынудить его вести себя так с младшими.

Он знал, что мать и отчим на вернисаж обязательно придут. Будут выглядеть прилично до тошноты. Им будет стыдно заранее и стыд усилится, когда они увидят картины. Не потому, что плохо написаны, а потому что стыдно этим двоим за него как за часть себя и это не вытравить. Он любил проводить эксперимент: показывал с экрана телефона свою новую работу и им она нравилась, но стоило назвать автора, как начинался поиск недочётов.

«Я зову вас, потому что любил когда-то. – с горькой нежностью думал Слава, – И буду к вам внимателен, наверно, до конца жизни. И буду слать открытки. Буду носить апельсины в больничку, когда кто-нибудь загремит. Но что-то во мне оборвалось навсегда. Интересно, насколько это противоестественно?»

Подготовка к выставке опустошила Славу. Он теперь даже не понимал, хочет ли вообще быть художником или свернул не на ту дорогу. За окном начиналась тоскливая и слабая весна, добивавшая тело плохой погодой. Кея не появлялась, они расстались как-то отчуждённо, оба уставшие до предела. Он испугался, что наговорил ей чего-то и благополучно забыл разговор. В один из вечеров он почему-то решил, что случайно запер её на ключ.

Слава накинул куртку и выбежал из дома. Через пару кварталов показалась академия. Чуть не поскользнувшись на ступеньках, он ворвался внутрь и направился к мастерской. Дверь была открыта настежь, внутри уборщица возила шваброй по полу. Кеи нигде не было. Он сел на подиум, тупо уставившись на тряпку от которой тянулся влажный след. Когда уборщица ретировалась, он лёг на спину и замер.

"Как только я получил своё, сразу о ней забыл. Скотина…".

***

Полночное созвездие сложилось в прихотливую фигуру над головами матросов, провожавших взглядом порт. Марсовые любовались вспыхивающими тут и там фейерверками с самых удобных мест. «Коробейник» снова отплывал в Арцинию, оставляя за собой белёсую полосу, словно ссадину на чёрном теле океана. Пассажиров на борту было совсем мало, гости ещё кутили в кабаках Аске-Тарану. Капитан, перекидываясь старыми шутками с кормчим, поглядывал туда, где сидела на канатном бунте загадочная дама в чёрной мантии. Если бы сам тартарский интендант не оторвал пару дорогущих пуговиц со своей одёжки в уплату за молчание и перевоз, не быть бы ей на борту.