Читать «Кастальский ключ» онлайн - страница 7
Елизавета Яковлевна Драбкина
«Мне было не до себя», — вспоминал он тогдашнее свое душевное состояние.
И при всем при этом в дни, непосредственно примыкавшие к его попытке побега в Петербург, он «в два утра» написал «Графа Нулина».
— Как? «Графа Нулина»?
— Да. «Графа Нулина».
— Эту прелестную, очаровательную вещь, столь далекую, однако, от событий тех дней?
— Да, ее.
— А знал ли Пушкин о подготовке восстания?
— Если верить Погодину, который утверждает, что десятого декабря Пушкину уже были известны «колебания о престолонаследии», то он бесспорно знал о напряженности ситуации, сложившейся к этому времени. Если же права Осипова, то ему было известно о смерти Александра Первого и он понимал, что так ли, иначе ли, но эта смерть приведет к каким-то событиям в жизни тайного общества.
— Но, быть может, при внимательном чтении в этом обворожительном «Нулине» можно услышать хотя бы отзвук тех дней?
— Очень слабо. Да и то с натяжкой. Разве вот это:
— И это все?
— Все…
«Бывают странные сближения», — писал впоследствии Пушкин, видимо сам удивляясь тому, что написал «Графа Нулина» в драматичнейшие для России дни 13–14 декабря 1825 года.
Да, бывают странные сближения! И такими сближениями полна творческая жизнь Пушкина.
Когда он сталкивается с трудностями и попадает в заколдованный круг ударов и сшибок, он весь напрягается. Его, как полымем, охватывает беспокойство, он действует лихорадочно, безрассудно, отчаянно, нерасчетливо, вслепую.
Но наступает момент, когда такое состояние становится ему невмоготу, жить так дальше он не может. Силой ли творческого духа, волевым ли усилием, но он вырывается из удушья, отрешается от всего окружающего, отдается во власть своего гения и этим спасает себя.
Иначе — гибель. Гибель духовная, гибель творческая. Отсюда Болдинская осень с ее необыкновенным творческим взлетом.
Отсюда же и «Граф Нулин».
Туманный замысел этой поэмы зародился у Пушкина при перечитывании «Лукреции» Шекспира, он был связан с раздумьями Пушкина о путях истории, о роли личности, о месте случайности. «…Я подумал: что если бы Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? — читаем мы на клочке бумаги, сохранившемся среди пушкинских рукописей. — Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась, я не мог воспротивиться двойному искушению…»
Так из тревог, метаний, волнений сверкнула белозубая улыбка этой поэмы.
Он искал забвения в работе. Несколько дней спустя после Нового года приступил к очередной главе «Онегина». Ее открывают известные строки:
