Читать «Кастальский ключ» онлайн - страница 67

Елизавета Яковлевна Драбкина

Попервоначалу ее желания невелики: она просит только новое корыто взамен разбитого. Но, получив корыто, начинает браниться еще пуще: подавай ей новую избу. Избы ей тоже становится мало, не желает она больше быть черной крестьянкой, хочет быть столбовою дворянкой.

Казалось бы: нажрись, угомонись, утихни ты, столбовая, рукастая, загребущая!

Но нет! Старуха еще пуще вздурилась: мало ей быть дворянкой, она хочет быть царицей, а потом владычицей морской.

Выйдя на берег, старик видит на море черную бурю, сердитые, вздутые волны, которые так и ходят, так воем и воют.

Что есть ты, море? Просто море? Просто синее? Нет, ты море людское, народное, человеческое.

И кто ты, рыбка, золотая рыбка? Ты владычица, но на тебе нет царских регалий. Ты всесильна, щедра, ласкова, верна своему слову, благородна, полна сочувствия к бедолаге-старику, которого вконец загнала проклятая старуха.

Но старуха покушается на твою свободу. И, услышав о ее домогательствах, ты уходишь в глубокое море.

Долго стоял старик у моря, долго ждал он ответа, не дождался, к старухе воротился —

Глядь: опять перед ним землянка; На пороге сидит его старуха, А пред нею разбитое корыто.

— Вот так и наши цари и дворяне останутся у разбитого корыта, если мы, рабочий народ… — говорил Шаповалов и от сказки-зачина переходил к прямой политической агитации.

Среди зашифрованных по пушкинским произведениям документов нашей партии встречаются и чисто лирические («Брожу ли я вдоль улиц шумных…»), и главы «Онегина», и монолог Пимена: «Еще одно последнее сказанье», и ода «Вольность». И письмо из Москвы в Женеву, зашифрованное по стихотворению Пушкина «Предчувствие».

Письмо это посвящено попыткам Зубатова отколоть рабочих от влияния интеллигенции, противопоставить рабочее движение студенческому, стравить их между собой.

К письму приложена прокламация Московского комитета нашей партии о зубатовщине, обращенная ко всем рабочим:

«Долго ли это общество (зубатовское. — Е. Д.), этот обман может существовать? — спрашивала прокламация. — Нам не трудно ответить: до первого столкновения рабочих с капиталистами, и скоро, как в сказке о рыбаке и рыбке, мы увидим вместо «народного дворца» разбитое корыто…»

В моих руках трепещет листок тонкой бумаги с расплывшимися лиловыми строками, размноженными на гектографе. Я читаю:

«Товарищи, нам хорошо известно, как эта интеллигенция без жалованья, без награды подготовила целую сеть рабочих кружков… Как в Петербурге та же интеллигенция руководила одновременно прекращением работ на тридцати фабриках, и правительство вместе с хозяевами вынуждено было дать фабричные законы об уменьшении рабочего дня для всей России… В течение многих лет интеллигентные товарищи… не щадя своих сил, своего счастья, идут за наше освобождение, в тюрьмы и в ссылку… А сколько людей великого ума и таланта отдают свои знания народному горю!..»

В середине мая 1900 года Ленин получил заграничный паспорт. Но до отъезда он хотел непременно повидаться с петербургскими друзьями.