Читать «Каникулы – собачье время» онлайн - страница 18

Николай Иванович Хрипков

Вышел на перрон, всё так же прикрываясь ладошками и пугливо озираясь по сторонам. Вот сейчас все увидят его стыд и будут смеяться над ним. А кто-нибудь решит, что он из этих…Перрон был пуст. Его поезд уже отходил. Можно было, конечно, запрыгнуть на последний вагон. Пахом так уже проделывал несколько раз в той прошлой жизни. А дальше что? И куда он пойдет голый? Конечно, надо в ментовку. Объяснить, что и как. Другого выхода из этой ситуации Пахом не видел. Тем более, что никого он здесь не знает. Нужно пойти на вокзал и спросить у дежурного. Он повернулся и пошел к вокзалу. Дернул за массивную ручку. Дверь не шелохнулась. Что за черт? Может быть, он слабо потянул? Сейчас взяли моду устанавливать тяжеленые утепленные двери, который не всякий сможет и открыть, по крайней мере, дети и субтильные барышни уж точно не откроют. Потянул двери двумя руками, упираясь ногой в другую половинку двери. Как влитая! Никакого шевеления. Пахом поглядел налево-направо. Ни в одном окне не было света. Что это могло означать? Вокзал закончил работу, все служащие разошлись по домам. И все теперь закрыто? Между тем ночная прохлада дала о себе знать. Причем холодало как-то по-странному быстро. Еще минуту назад он совершенно не чувствовал никакого холода. Тело его покрылось гусиной кожей. Его трясло, как в лихорадке, а зубы выбивали нервную дробь. Хоть бы была густая шерсть, раз нет одежды, почему-то подумал он. Мерзли ноги на быстро холодеющем асфальте, и он переступал с ноги на ногу, но и это не спасало его, и переступание превратилось в танец. Подпрыгивал, приседал, начал делать небольшие круги, махая при этом руками над головой и издавая ухающие звуки, как будто он исполнял танец в первобытном племени. На какое-то время возвращалось тепло, но он тут же начинал мерзнуть еще сильнее, еще сильнее бил его озноб, еще громче клацали зубы. И это уже была не гусиная, а какая-то крокодилья кожа. Он провел рукой по телу, ощущая ладонью бугорки.

Потом что-то мягкое упало ему на щеку. Пахом провел ладонью, думая, что это какое-то насекомое или листик. Он хотел стряхнуть это со щеки. Но ничего не стряхнулось. С бездонного звездного неба, летели, медленно кружась, крупные снежинки. Они настолько были крупные, что можно было рассматривать их узор, у каждой свой. Бред какой-то! В начале июня какой может быть снег? Заметно потянуло холодом. Холод обжигал его тело, пробирался во внутрь, холодный воздух жег легкие. Усиливался ветер. Ему казалось, что кто-то жестокий и насмешливый льет на него ведро за ведром ледяную воду. И этот кто-то получал от этого удовольствие. Пахома так трясло, что руки и ноги, уже не подчиняясь ему, ходили ходуном. Руки непроизвольно подбрасывались, падали, разбрасывались в стороны, прижимались к груди. Он сделал несколько шагов и еле удержался на ногах. Такое бывает, когда идешь по кораблю во время большого шторма и тебя может бросить в любую сторону. Тело ему совершенно не подчинялось. «Наверно, так и наступает смерть, — с ужасом подумал Пахом. — Когда тело отказывается подчиняться твоим командам и живет само по себе». Он снова попробовал двигаться вперед, его качнуло, и он упал на четвереньки, как-то еще успев выбросить руки, иначе ударился бы лицом. Уже не снежинки, а хлопья валили с неба. Таких снежных хлопьев Пахому еще не доводилось видеть. Одно лишь утешало, что они были мягкие и не могли больно ударить. Пахом стал подниматься. Делал он это не спеша, потому что ноги отказывались ему служить. Каждое движение давалось большим усилием воли. Он беспрестанно заставлял себя. Но выпрямиться он не смог и стоял какое-то время с согнутой спиной и обвисшими руками, которые чуть-чуть не доставали до земли. Не мог он и поднять головы. Каким-то сверхусилием он заставил себя поднять голову, чтобы увидеть, что же творится вокруг. Делал он это медленно, маленькими-маленькими рывками. Тут же на глаза ему стали падать обжигающие снежинки, которые таяли на его лице и стекали на землю уже водой. Но все расплывалось у него перед глазами. Он широко раскрыл рот и завыл «ууу» протяжно и страшно, как воют волки зимними ночами, выйдя из леса на опушку, своим воем заставляя неметь от ужаса тех, кто его слышит. Его вой должна была слышать вся вселенная.