Читать «Каникулы – собачье время» онлайн - страница 15

Николай Иванович Хрипков

Иван Николаевич глубоко затянулся сигаретой, и она уменьшилась сразу почти наполовину. Шумно выдохнул дым.

— Ничего! Раз так! — сказал Пахом.

Он уже спустился на несколько ступенек. Остановился. Что-то он забыл очень важное. Вспомнил! Ну, конечно же…

— А! Иван Николаевич! Я тут забыл! Вот…

Он поднялся на лестничную площадку. Иван Николаевич бычковал оплеванный окурок. Пальцы у него были желтые.

— Вот телефон Стаса! Простите! До свидания! Пойду я!

Он побежал вниз, стараясь быстрей покинуть этот дом. Конечно, они не знают, что случилось на самом деле, но каким-то шестым чувством догадываются, что здесь что-то не так. И его считают виновным.

Пахом пришел на следующий день. Но даже не заходил в подъезд, возле которого уже стояло немало машин и толпились люди, переговариваясь и ожидая, когда вынесут покойника. Люди все подходили, и ему легко было остаться незамеченным, тем более, что близко к подъезду он не подошел, а держался на расстоянии, где, впрочем, тоже группками стояли люди. Наступило молчание. Вынесли гроб. Рабочие в темно-синих комбинезонах работали быстро, тихо о чем-то переговариваясь между собой. Гроб загрузили в катафалк. Люди стали садиться в машины и желтый автобус. Те, кто не ехал на кладбище, стали заходить в подъезд или уходить. Двери подъезда закрыли. Пахом тоже ушел. Дома лежал на диване.

А на следующий день он приехал на кладбище после обеда, зная, что до обеда родственники привозят покойнику обед. Ему указали могилку Стаса. За низенькой металлической оградкой простенький памятник с фотографией Стаса и годами жизни. И холм глины. Стас на фотографии не был похож на себя. Какой-то взрослый и серьезный. Таким его Пахом не видел. Даже, когда ему было грустно, он улыбался и пытался шутить. Пахом хотел запомнить его жизнерадостным.

— Стас! Прости меня, если можешь! — прошептал он. — Я тебя предал. Я сволочь. Прости!

Он поднял возле оградки щепотку глины и бросил на холмик. Пошел прочь. Простит ли его, Стас? А если нет?

Выпить бы сейчас водки! Но он водки не любил. От нее ему становилось плохо. По-дурному кружилась голова, на душе мрачнело, он замыкался и злобился. Нет! Водка не подходила. Пиво же у него ассоциировалось с чем-то легким и беззаботным, с веселой безмятежной компанией друзей. Болтовней о том, о сем. Приятное времяпрепровождение. Поэтому он отказался от пива.

Пришел домой. Никого не было. Родители на работе, придут только вечером. Разулся, снял куртку. Прошел в свою комнату, постоял на пороге. Потом вернулся снова в коридор. И опять стоял, думая, что ему нужно. Ах, да вспомнил, что ему нужно! Принес стул и стал шарить на антресолях, которые отец сделал, когда еще он был совсем маленьким, чтобы было, куда убирать на зиму его детский велосипед, а на лето лыжи и коньки. Подходящего ничего не было. Не идти же в магазин за веревкой. Совсем глупо! Тогда не проще ли выйти на дорогу и броситься под автомобиль. Хотя зачем наказывать человека? Он-то ни в чем не виноват.

Подошел к подоконнику. Хотя зачем было подходить? Третий этаж. Если правильно прыгнуть (а его учили, как это делать), то даже ногу не подвернешь. Тем более, что под их окном клумба. Поморщился. Таблетки отпадали. Что он, девка, страдающая от того, что ее бросил парень? Табельного оружия дома не водилось. Может быть, на антресолях, разве что, рогатка завалялась. Он вспомнил и снова полез на антресоли. Взял в руки топор. Зачем отец его здесь положил. А что его нужно было положить вместе с ложками-вилками? Для него-то какая разница? Более подходящего в доме ничего не водилось, кроме кухонных ножей и вилок. Ах да! Можно было бы со всего размаха бабахнуть головой по стене. Может, позвать соседа, чтобы он исполнил роль палача? Пахом прошел с топором в свою комнату. Нашел нитки, сложил их в несколько раз, подергал, крепко. Выдержат не только топор, но хоть сам вешайся на них. Работал серьезно.