Читать «Каид» онлайн - страница 4
Марк Александрович Алданов
Запрошенная же одновременно французская полиция сначала ничего важного сообщить не могла. Его фамилия была ей известна, фишка о нем, разумеется, в архиве была, как обо всех. Он не француз, родился в Тунисе, часто приезжал в Париж, в Марсель, в Лион, на Ривьеру, но во Франции никогда не жил... Ездил в Северную и в Южную Америку, в последний раз прилетел в Париж из Неаполя. Он учился в лицее где-то в Африке. Хотя за ним ничего не значится, он как-то соприкасался в milieu, его там иногда видели секретные осведомители.
После разговора с Буэнос-Айресом он позвонил по телефону в большой нью-йоркский модный дом. Там служила барышня, с которой он познакомился месяца три тому назад и провел вечер без приключений и без успеха. Ему ничего не сказали, но барышню подозвали к аппарату, — вероятно, подозвали не очень любезно: она не выразила радости по случаю его возвращения в Нью-Йорк и сухо сказала, что на службу к ней телефонировать не полагается. Ее тон поразил его. Рассыпался в извинениях — он не знал, у него нет ее личного телефона. Барышня сообщила номер, кратко добавила, что возвращается домой в шесть, и повесила трубку.
Он скоро успокоился. Взглянул на часы, прошелся по комнате, затем сел и поднял крышку пишущей машинки, но писать не стал. Бумага со штемпелем гостиницы была, но на ней он писать не хотел. Стихи и рассказы писал только на толстой, сиреневой с давно вышедшим из моды золотым обрезом, бумаге, которую для него в Париже изготовляли по заказу. Этой бумаги с собой не захватил и грустно думал, что в Нью-Йорке такой не найдешь, а по заказу делать не станут. Придвинул к себе книгу и стал читать стихи. Вынул раззолоченный паркер-51 и делал отметки на полях, иногда ставил восклицательные знаки или писал несколько слов на разных языках. Родного языка у него, собственно, не было. Изредка вынимал из кармана золотой хронометр — на руке никогда часов не носил.
Ровно в шесть часов он через телефонистку, которой успел надоесть, вызвал свою барышню, и опять рассыпался в извинениях. Барышня была любезнее и тотчас приняла его приглашение на обед в Шамбор.
— Так вы не сердитесь, Глория?.. На этот раз я вас в ночной клуб не зову, Глория, — говорил тихо, вкрадчиво и страстно, точно сообщал что-то важное и не обыкновенное. Особенно проникновенно произносил ее имя, оно чрезвычайно ему нравилось.
Его интонации сильно действовали на многих женщин. — Не зову потому, что жду поздним вечером телефонного соединения с Парижем. Ведь разница во времени между Францией и Соединенными Штатами составляет пять часов. Сам, вероятно, не мог бы сказать, зачем назвал Париж вместо Неаполя: все равно у телефонистки могли узнать, в какой город он звонил. — Поймете ли вы, как я необычайно рад тому, что снова вас увижу! Это мог выразить словами только великий поэт. Я тоже поэт, но моя лира еще не достигла нужной звучности...
— Я тоже рада, — ответила она довольно равнодушно. Ничего не имела против того, чтобы пойти с ним в знаменитый ресторан и выпить шампанского, настоящего французского шампанского; однако не очень к этому и стремилась. — Только, пожалуйста, не приносите в ресторан орхидей, как в тот раз. Этого никто не делает, они страшно дороги, и вам незачем тратить деньги.