Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 96

Не дожидаясь, пока Мор очнётся совсем, не сводя затаившихся пристальных глаз, Томас Кромвель скороговоркой сказал:

— Я пришёл, чтобы спасти вас.

Приподнялся.

От Томаса Кромвеля потянуло свежестью утра.

Привыкший за много дней к тяжёлому, затхлому, ненавистному воздуху заточения, с жадностью втягивал в себя эту свежесть, с грустной радостью жмурил глаза, всё ещё ослеплённые блеском сердитых валов, и отмахнулся ворчливо:

— Лучше бы дали поспать.

— Почему вы не верите мне?

Взглянув одним глазом на плутоватое, ханжески вытянутое лицо бывшего ростовщика и сборщика податей на службе у кардинала Уолси, снова жмурясь, но теперь не от солнца, потягиваясь, пытаясь понять по мутному свету, неласково, стыло млевшему в глубоком окне, каким было нынче утро на воле, каким будет нынешний день, признался с открытой издёвкой:

— Я бы поверил тебе, кабы сам ты поверил себе.

Голос Кромвеля зарокотал приглушённо, но грозно:

— Признайте новые акты, и вы обретёте свободу, ещё на землю не опустится вечер.

Удивляясь, как все эти жадные выскочки падки на разного рода пышную чушь, с сожалением представляя себе холодное утро, густой весенний туман, тёплый день, согретый улыбчивым солнцем, свежую зелень полей, обещавшую урожай, тихий вечер где-нибудь на вершине холма, откуда хорошо наблюдать незримо и плавно заходящее солнце и стадо коров, воз вращавшихся в город, лениво признался:

— Мой ум не занимают больше такого рода вопросы. Всё это, ваша милость, мирские дела.

Кромвель холодно рассмеялся:

— Так я и поверил, чтобы ваш ум...

Не открывая глаз, надеясь хоть мысленно воротиться к солнцу и рощам, перебил:

— У меня нет никакого желания входить в обсуждение ни новых титулов английского короля, ни старых титулов Римского Папы. Отныне я беседую только с Всевышним.

Кромвель насмешливо пояснил:

— Это означает только одно: сам с собой вы их дан но обсудили.

Возразил, снова ложась на жёсткий тюфяк и натягивая на себя одеяло толстого неокрашенного сукна:

— Дай мне поспать.

На мгновение растерявшись, должно быть, посидел неподвижно в полном молчании, Кромвель вдруг принагнулся к нему и пониженным доверительным голосом произнёс:

— Постойте, поспите потом, я обязан сказать, что вы совершаете большую ошибку.

Нехотя возразил, со старанием подтыкая под себя по бокам одеяло:

— Не надо, я сплю.

Тогда Кромвель двинулся всем крепким телом и тронул его за плечо тяжёлой рукой:

— Послушайте же меня!

С недоумением поглядел на него:

— Помилуй, ваша милость, ты, верно, позабыл слова Эпиктета.

Кромвель отпрянул, потерявшись от неожиданности, растерянно пробормотал:

— Какие слова?

Напомнил с иронической лаской тому, кто не утруждал себя чтением книг:

— Между тем Эпиктет говорит: «Не думай, что всем приятно слушать то, что тебе приятно сказать».

Под Кромвелем заскрипел табурет:

— Я обязан сказать.

Спокойно поправил его:

— Впрочем, прости, я в самом деле забыл, что ты никогда не читал Эпиктета. Это важное обстоятельство отчасти извиняет тебя.

Кромвель нетерпеливо вздохнул:

— К чёрту вашего Эпиктета и всех прочих Эпиктетов на свете. Король мне приказал, и вам придётся выслушать всё, что я вам скажу.