Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 293

Отфыркиваясь, плеща в лицо холодной водой, развлекаясь невинной торговлей того, кто оставался, впрочем, только на время, с тем, кто нынешним утром уходил навсегда, Мор с лёгкостью пообещал:

— Хорошо, я дам тебе пенс.

Сунув в грязную воду ненужный кувшин, подавая ему холщовое полотенце, хитро прищурив похмельные зеленоватые глазки старого жулика, малым даянием оскорблённый, служитель недовольно ворчал:

— Одного пенса, конечно, хватит на пиво в кабачке за углом, однако, мастер, одним пивом, как вы должны знать, сыт не будешь, а вино поднимается в цене день ото дня, бедному человеку из убытка в убыток.

Бросив на руки ему полотенце, Мор сунул руку в карман:

— Вот тебе два. Выпей вина.

Бросив в таз полотенце, с камзолом, переброшенным через плечо, служитель нехотя улыбнулся и, ещё более недовольный, сказал:

— Благодарствуйте, мастер. Какое вино?

Стоя в чистой белой рубашке, принесённой вечером Дороти, в чёрном суконном жилете, приглаживая ладонями отросшие волосы, философ мягко сказал:

— Прости меня, брат, но больше у меня ничего не осталось. Король взял всё, что мог.

Служитель потоптался на месте и со значительным выражением засветившихся жадностью глаз уставился на простой, потёртый жилет.

Поймав его алчущий взгляд, узник засмеялся и понимающе подмигнул:

— Ещё раз прости меня, брат, но жилет свой подарить тебе не могу. Чего доброго, простужусь без него, утро, кажется, свежее. К тому же, к курносой, я полагаю, подобает выйти в виде пристойном.

Надувая влажные губы, Поп извиняющимся голосом приказал:

— Поспеши.

Служитель мешковато, придерживая ухом сползавший камзол, достал из-за пояса длинные ножницы, вроде тех, какие употребляют для стрижки овец, попросил его поворотиться спиной и молча вырезал, как-то медлительно, сухо, с усилием щёлкая ржавыми лезвиями, со спины ворот рубахи, потом срезал и волосы на затылке, больно дёргая их. Когда приготовления были закончены, оба вышли. Мор остался один и стал ждать.

Тем не менее, что до крайности удивило, чувствовал себя нынче лучше, чем вчера. Что за притча? Почему? Отчего? Может быть, потому, что нынче утром всё было кончено, насовсем решено. Пути назад не осталось. Прямая дорога лежала только вперёд, и пройти по ней оставалось очень немного, он же был твёрдо уверен, что выдержит всё с достоинством, пугало больше всего, как бы в эти самые трудные, самые последние двадцать или тридцать минут ожидания старая воля не изменила.

Мор то ложился, ощущая голым затылком холодок плоской, набитой шерстью подушки, то вновь нервно вставал, не находя, чем бы занять праздную мысль. Наконец стал представлять себе то, что предстояло, мысленно видел серую площадь перед собой и серых, угрюмо молчавших людей, вымеривал каждый шаг под пристальным взглядом праздной толпы, сотни раз проходил сквозь широкий проход, оставленный среди неподвижных людей, ступая размеренно, с холодным лицом, с лихорадочно бьющимся сердцем, и с содроганием поднимался на эшафот, затянутый крепом.