Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 207

Валерий Николаевич Есенков

— Всё верно, клянусь Геркулесом!

Старик не пошевелился, только пристально взглянул на него из-под седых клочковатых бровей, почему-то понимая золотую латынь:

— Ты разумеешь Геракла?

Смутившись, что ошибся так глупо, торопливо выговаривая слова, перешёл на язык сладкозвучной Эллады:

— Прошу прощенья, милорд, я всего лишь хотел подтвердить, что мысли твои в самом деле не всегда уловимы для толкователей, мой Аристокл, сын достопочтенного Аристона, за крепкое сложение ещё в юности получивший громкое имя Платон.

Философ не повернулся, только угрюмо заметил, приманив наконец воробьёв, один безбоязненно вскочил к нему на морщинистую ладонь:

— Истинно так, и по-нашему говоришь ты неплохо, однако не все слова произносишь, как должно, вставляешь чужие слова, а это означает только одно: ты чужестранец, без права гражданства. Откуда же тебе известно моё всеми забытое первое имя?

Опять заспешил, стараясь чище выговаривать чужие слова, звука которых в его время уже никто не слыхал, стыдясь, что произносит неверно, зная его по одним только книгам и лекциям Гроцина:

— Время сохранило и многие твои сочинения, как сохранило и некоторые записки, написанные теми гражданами Афин, кто мог слышать тебя или позднее читать о тебе.

Тут ученик, терпеливо молчавший, радостно вставил:

— Учитель, ты всегда говорил: было бы доброе имя, а записок найдётся довольно. И ещё говорил много раз, что плотские родители забываются, тогда как речения великих законодателей и великих поэтов, творцов бессмертных созданий, пребывают вовек.

Горячо подтвердил:

— Твоя слава, милорд, пребывает более тысячи лет, и записок о жизни твоей и творениях осталось довольно, однако число ещё большее погибло в огне, когда дикие племена разрушали на своём пути всё, чего не умели понять, и нам о тебе, к несчастью, стало известно не так много, как нам бы хотелось.

Теперь Платон поднял голову, согнав с руки весёлого воробья:

— Ты говоришь, мои сочинения погибли в огне?

Коротко поспешил рассказать то, чего старик, на счастье ему, уже не увидел:

— Были страшные, многие войны. После тех войн веками пустела земля. Великие города лежали в развалинах. В развалинах жили только бродячие псы. Были разрушены храмы, дворцы, погибли знаменитые статуи, сгорели великие картины, великие книги. Из девяти десятков трагедий Эсхила спаслось только семь. Столько же из ста двадцати трагедий Софокла. Из трудов Демокрита и Эпикура нам известны только отрывки. Многих авторов знаем мы по одним именам. Потеря для потомков невосполнимая.

Кротко наблюдая за тем, как другой воробей, так же бесстрашно вскочивший к нему на ладонь, клевал его загрубевший от времени палец, быстро и коротко дёргая головой, наставник невозмутимо разъяснил:

— Всему причиной неравенство, чужестранец. Ныне в каждом государстве стало два государства: одно государство бедных, другое государство богатых. Богатые жаждут ещё больших богатств и затевают войны ради приобретения их. Бедные тоже хотят и потому идут воевать, надеясь насытиться грабежом. После твоего рассказа нечего спрашивать, что происходит у вас. Я думаю, то же, что и у нас.