Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 201

Валерий Николаевич Есенков

Резко поворотившись, освободившись от мягко лежавшей руки на плече, тыча указательным пальцем в его костистую грудь, потребовал почти зло:

— Чем, скажи, чем именно заслужил перед Господом тот, кто беден, и тот, кто богат?

Колет придержал его нетерпеливую руку:

— Я полагаю, один гордыней и пустыми речами, а другой смирением и молитвой, ибо речёт Августин, который с недавних пор по сердцу тебе: «В человеке осуждаются не деньги, но только скупость».

Уже выйдя из леса, безразличный к виду простора, вдруг хлынувшего на них, не глядя по сторонам, неприязненно усмехаясь, возмущённо кричал:

— И с той поры, как оный решил, что заслужил перед Господом, один ненасытный обжора, эта жестокая язва отечества, уничтожает межи полей, окружает единым забором несколько тысяч акров земли, выбрасывает вон арендаторов, лишает их, подавив насилием или опутав обманом, даже достояния или, замучив обидами, вынуждает к продаже его за гроши. И вот переселяют несчастных: мужчин, женщин, малых детей. Гонят с привычных, насиженных мест. И вот те, кто не заслужил, как ты говоришь, не знают, куда им деваться. Те, кто не заслужил, продают за бесценок всю свою утварь, и без того имевшую мало цены, даже если бы она могла дожидаться хорошего покупателя. А когда те, кто не заслужил, в своих странствиях по белому свету потратят эти гроши, то что им остаётся, как не воровать и попадать на виселицу или скитаться и нищенствовать, ходить в отрепье и питаться отбросами? Ты скажи, чем эту участь заслужили они?

Собеседник легко рассмеялся:

— На всё тебе ответит словесность, наш другой бог и верный учитель наш.

Вспыхнул:

— Я вопрошал Господа, искал света в словесности, однако ни Господь, ни словесность не ответили мне! Или я тоже не заслужил перед ними?

Колет рассудил дружелюбно, опережая на шаг и взглядывая сбоку в глаза:

— Возможно, ты ищешь ответа, которого нет, ибо, как должно быть известно тебе, не всё земное подвластно земному, то есть ограниченному уму.

Сморщился, точно от боли, и отвернулся:

— Ответ должен быть!

Джон повёл широким жестом окрест:

— Ты лучше взгляни.

Взглянул, повинуясь, уже понимая, что напрасно искал встречи с ним, что ответа не найдёт.

Они спускались с холма. В сизых далях клубился закат. Сквозь пышные облака, отыскав золотое окно, высунулось чистое солнце и бросило свет и длинные тени, которые как будто поднимались, шагая, навстречу. Налево искрилась река. Крылья мельницы слабо кружились. Направо лежала усадьба. Перед усадьбой расстилался свежий, зелёный, гладко стриженный, точно изумрудный газон. Отвернулся:

— Что ж из того?

У Колета заблестели глаза:

— Если бы ты был похож на осла, ты бы задвигал ушами.

Томас умел это делать, о чём Джон знал, и нарочно подвигал, сказав:

— Я даже глупее осла, если хочешь.

Лицо друга оставалось спокойным, но большие глаза блестели всё ярче, и голос немного дрожал:

— Едва ли глупее, а вот упрямей наверняка.

Нехотя согласился:

— Должно быть.

Колет взял его под руку и склонился к нему:

— Сейчас мы войдём в этот дом, где сбросим будничное, обыкновенное платье, полное грязи и сора. На кухне, где под потолком висят связки лука и закопчённая ветчина, обмоемся тёплой водой, облачимся в царственные одежды, сшитые по рисункам на греческих амфорах, и в этих одеждах войдём в греческие дворцы, принятые с любовью греками. Там станем вкушать ту обильную пищу, что единственно наша, для которой мы с тобой рождены. Без стеснения побеседуем с ними и расспросим с должным вниманием о разумных основаниях всех наших поступков, и они нам ответят, как смогут. Тогда мы позабудем печали, позабудем бедность и смерть, перенёсшись к ним если не телом, так духом.