Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 102

Неизбежное это мгновение, кажется, близко... Давать ответ в малейшем проступке... С наивысшей строгостью, быть может, спросят с него, ибо, тут клялся себе Геркулесом, мало кто так размахивался широко в своих помыслах о благе ближних... И много ли оправданий в том, что ничего не свершил?..

Пред тем, как вопросит его единый истинный Царь, нет страшнее и горше суда, чем свой собственный пристальный суд...

Тогда по какой же причине так снисходительно судит себя?.. Разве всё же по глупости, как уверяет насмешник Эразм?..

«Если бы, повторяю, государь взвесил в уме своём это и многое другое в том же роде — а он бы так и сделал, обладай он здравым разумением, — то, полагаю, не было бы ему отрады ни во сне, ни в пище. Но, благодаря моим дарам, государи возлагают все заботы на богов, а сами живут в довольстве и веселии и, дабы не смущать своего спокойствия, допускают к себе только таких людей, которые привыкли говорить одни приятные вещи. Они уверены, что честно исполняют свой монарший долг, если усердно охотятся, разводят породистых жеребцов, продают не без пользы для себя должности и чины и ежедневно измышляют новые способы набивать свою казну, отнимая у граждан их достояние. Для этого, правда, требуется благовидный предлог, так чтобы даже несправедливейшее дело имело внешнее подобие справедливости. Тут, в виде приправы к делам, произносится несколько льстивых слов с целью привлечь души подданных...»

В этом месте невольно оторвался от книги.

Дальний край неба начал понемногу светлеть. Крупные капли висели на стёклах, соединялись друг с другом и стекали внезапными тонкими, быстрыми струйками вниз.

Издавна размышлял о природе вещей, и в особенности о природе правления. Ещё не был у власти, когда Эразм написал и посвятил ему свою книгу, точно предостерегал от какой-то ошибки. Позднее ему вверили власть, и он правил страной по соглашению с королём, а нынче ту власть потерял, но о природе её думал одинаково и прежде и нынче.

Не замечая того, по привычке, свойственной узникам, стал говорить сам с собой, медленно, негромко, чуть хрипло выговаривая слова:

— В этом деле ты во всём прав, мой Эразм, и всё же я не могу с тобой согласиться, как ты не стал соглашаться со мной, прозрачно играя словами «Мор» и «мория», что значит «глупость», оговорившись лукаво, что я-то всех дальше от неё отстаю.

Эта игра словами не оскорбляла, даже ничуть не задевала, ибо доподлинно было известно от самого же Эразма, что тот не соглашался с ним только в одном, как и сам он только в этом одном не соглашался с Эразмом.

Рассудительно возразил:

— Ведь всё это я видел и знал. Конечно, глупцы те, которые бегут за призраком богатства и власти, как мудрец тот, кто удаляется от богатства и власти, зная, что они преходящи, опасны и губительны для души. Но ведь глупцы никому не способны дать ничего, кроме зла. Тогда с какой целью ты, мудрейший из мудрецов, светоч разума, святая душа, написал свою книгу? Ты хотел поразвлечься сам и меня поразвлечь? Или тайно мечтал, чтобы люди, вняв твоей книге, стали умней?